– Знаете что я вам скажу? Плевать мне на эти причины. Видит Бог, плевать.
– Возможно, тебе и плевать, но Брендон в один прекрасный день может спросить о них. Такого рода истории обычно передаются от поколения к поколению. И касаются всех. А попытки все забыть не приносят никому ничего хорошего.
– Наверное.
– Знаешь, в подобных ситуациях я всегда вспоминаю одно выражение: "грязное море правды".
– И что оно означает?
– Что правда не всегда бывает приятной. И иногда ее оказывается слишком много, чтобы можно было переварить сразу всю. Правда захлестывает тебя с головой и грозит утопить. Я много раз наблюдала нечто подобное.
– Ну, а я нет. У меня это первый опыт, и он мне не очень понравился.
– Я тебя понимаю, – ответила я. – Ладно, береги своего малыша. Он у тебя чудесный.
– Единственное светлое существо рядом.
– Ну, есть еще и ты сам, – не удержавшись, улыбнулась я.
Он стоял, опустив глаза в пол, ответная улыбка получилась у него какая-то вымученная, но думаю, смысл моих слов не прошел мимо него незамеченным.
От Даны я поехала прямо к Ренате. Какими бы недостатками ни был наделен Венделл Джаффе, ему удалось связать свою судьбу с двумя очень незаурядными женщинами. Они были предельно непохожи друг на друга – Дана с ее холодной элегантностью и Рената, отмеченная печатью какой-то мрачной экзотичности. Я оставила машину у тротуара и пешком прошла по ведущей к дому дорожке. Если полиция все еще продолжала держать Ренату под наблюдением, то делали они это очень неплохо: вокруг не было видно ни фургонов, ни машин какой-либо техслужбы, в соседних домах при моем появлении не шелохнулась ни одна занавеска. Я позвонила и стала дожидаться перед дверью, поглядывая на улицу. Потом, сложив ладони трубочкой и приставив их к одному из цветных стекол входной двери, попыталась рассмотреть, что делается внутри. Снова позвонила.
Наконец из глубин дома появилась Рената. Одета она была в белую хлопчатобумажную юбку и ярко-синюю, тоже хлопчатобумажную безрукавку, белые сандалии удачно подчеркивали сильный загар ее ног. Она приоткрыла дверь и посмотрела, кто пришел, прижавшись на мгновение щекой к дереву.
– А-а, это вы. Здравствуйте. Я слышала по радио, что нашли яхту. А он в самом деле исчез, да?
– Не знаю, Рената. Честное слово, не знаю. Можно мне войти?
– А почему же нет. – Она распахнула передо мной дверь.
Я прошла за ней через холл в гостиную, которая тянулась вдоль почти всего фасада дома. Широкие многостворчатые стеклянные двери открывались из гостиной на задний двор, представлявший собой голую бетонную площадку, лишь по краям окаймленную кустарником и цветами, в основном однолетними. Сразу за площадкой начинался спуск к воде, где у причала по-прежнему стоял "Беглец".
– Хотите "Кровавую Мэри"? Я как раз собиралась себе сделать, могу и вам. – Рената подошла к бару, сняла крышку с банки со льдом, тонкими серебряными щипчиками взяла несколько кубиков и со звоном бросила их в старомодной формы стакан. Когда-то я часто воображала себя в роли барменши, именно так бросающей в бокалы лед.
– Спасибо, но я не привыкла пить так рано. А вы не обращайте на меня внимания.
Рената выжала на лед сок лайма [24] и добавила примерно с дюйм водки. Достала из небольшого холодильника банку томатного сока, встряхнула ее, чтобы взболтать, и налила поверх водки. Двигалась она как-то вяло, безразлично, выглядела совершенно измученной. На лице – ни следа косметики, и по ее виду было ясно, что она только что плакала. Наверное, и ждать-то у двери, пока она откроет, мне пришлось так долго потому, что Рената в это время приводила себя в порядок.
– Чему я обязана удовольствием вас видеть? – спросила она, горько усмехнувшись.
– Я была у Даны. И раз уж все равно приехала в Пердидо, решила заглянуть к вам и спросить, нельзя ли мне осмотреть личные вещи Венделла. Не могу отделаться от мысли, что он мог что-нибудь упустить из виду. Что-то забыть, оставить, что может дать нам хоть какую-то информацию. У меня нет никакой другой возможности выйти на его след.
– "Вещей" как таковых никаких нет, но если хотите, смотрите все, что вам интересно. А полиция осматривала яхту, снимала отпечатки пальцев и все такое, что они обычно делают?
– Я знаю только то, что мне сегодня утром рассказали в страховой компании. Яхту нашли, это точно, но никаких следов Венделла на ней не было. Где деньги, я пока не знаю.
Прихватив стакан с коктейлем, Рената перешла в другую часть гостиной, уселась там в большое мягкое кресло, жестом показав мне на другое.
– Какие деньги?
– А разве Венделл вам не говорил? Карл спрятал где-то на яхте и хранил там три миллиона долларов.
Несколько мгновений Рената молчала, постигая смысл сказанного мною. Потом откинула голову назад и захохотала, правда, смех ее сильно смахивал на рыдания. Наконец, она взяла себя в руки.
– Вы шутите? – спросила она.
Я отрицательно помотала головой.
Снова короткий взрыв смеха, затем Рената медленно покачала головой.
– Непостижимо, просто непостижимо. И такие деньги были спрятаны на "Лорде"? Даже не верится. Ну что ж, по крайней мере, теперь кое-что проясняется.
– Что именно?
– Я не могла понять, почему он так одержим этой яхтой. Постоянно говорил только о ней.
– Я вас не совсем понимаю.
Она помешала в стакане палочкой, тщательно облизала ее.
– Ну, конечно, он любил своих сыновей, но никогда прежде не допускал того, чтобы эта любовь мешала ему делать то, чего ему хотелось. С деньгами у него всегда было туго, но для меня это не имело никакого значения. Видит Бог, у меня вполне достаточно средств для нас обоих. Месяца четыре назад Венделл начал говорить о том, что надо бы сюда вернуться. Дескать, ему хочется повидать сыновей. Увидеть внука. Извиниться перед Даной за то, как он с ней поступил. Я думаю, на самом-то деле ему захотелось наложить лапу на эти деньги. Знаете что? Я готова поклясться, что он именно это и сделал. Теперь не удивительно, что он стал тогда так скрытничать. Три миллиона долларов! Удивительно, как это я сама не догадалась.
– Что-то вы не кажетесь удивленной, – сказала я. – Скорее уж подавленной.
– Наверное, да. Теперь, когда я все узнала. – Она сделала большой глоток. Мне показалось, что Рената успела выпить еще до моего прихода, и даже не раз. На глаза у нее навернулись слезы. Она снова покачала головой.
– Что? – спросила я.
Рената откинулась назад, запрокинув голову на спинку кресла, и закрыла глаза.
– Мне так хочется в него верить. Так хочется думать, что его интересуют не только деньги, а что-то еще. Ведь если это не так, то кто же я сама такая? – Ее темные глаза широко раскрылись.