- У тебя все в порядке?
- Знаешь, да.
- Но что-то могло случиться?
- Конечно, могло… Недавно передавали последние известия… Знаешь, столько всего происходит… Ужас какой-то. А почему ты решил заглянуть? Мы ведь не договаривались?
- Хотел убедиться, что у тебя все в порядке.
- Точно? Не врешь?
Апыхтин смотрел в радостные глаза Серковой, на ее чуть припухлые губы и вдруг почти с ужасом осознал, что он действительно волновался за нее, более того, понял, что подвергает ее смертельной опасности. Если убийцы, которые выслеживали их вчера, заподозрят хоть малейшую угрозу, исходящую от нее, она обречена, просто обречена. И опять он будет рассматривать рану от уха до уха…
- Выйдем, - сказал Апыхтин, не в силах больше выдерживать картину, с какой-то кошмарной ясностью вдруг возникшую перед его глазами. Он первым прошел к двери и вышел, лишь убедившись, что женщина идет следом.
- Что-нибудь случилось? - спросила Серкова, когда они отошли в сторону и остановились у арочного окна.
- У меня такое чувство, что тебе грозит опасность.
- Жизнь вообще опасна, от нее умирают.
- Я говорю не вообще, а о тебе и о той опасности, которая существует в эти дни. Сегодня, завтра, послезавтра.
- Ты чувствуешь ее или знаешь о ней?
- И то, и другое.
- Так. - Она помолчала, глядя в окно сквозь запыленные стекла. - Так, - повторила она, и Апыхтин удивился происшедшей с женщиной перемене - она как бы угасла, как бы узнала вдруг то, о чем давно догадывалась, но все надеялась, что эта весть ее не настигнет. - Что ты предлагаешь?
- Для начала… Я хочу, чтобы ты некоторое время пожила у меня. А там видно будет.
- Некоторое время - это как?
- Неделя, две недели… Может быть, месяц.
- А потом скажешь - выметайся, опасности больше нет? - Она посмотрела ему в глаза твердо и насмешливо.
И тут в Апыхтине вдруг заговорил банкир - самолюбивый, уверенный в себе, привыкший принимать решения, определять судьбы не только отдельных людей, но и предприятий, того же универмага, который задолжал ему давно и, кажется, безнадежно.
- Тебе не следует так со мной говорить. Я еще ни в чем перед тобой не провинился. - В голосе Апыхтина, наверное, впервые за последние полтора месяца прозвучала железная непреклонность, с которой были так хорошо знакомы все его многочисленные должники. - Я говорю то, что считаю нужным. И так, как считаю нужным. И намерен впредь поступать так же. Я внятно выражаюсь?
- Вполне. - Серкова явно была растеряна - она не ожидала столь быстрого и неожиданного превращения мягкотелого водилы в человека, явно умеющего повелевать. Эту мгновенную перемену в себе заметил и Апыхтин, но не огорчился. - Ты хочешь сказать…
- Мы оба знаем, о чем идет речь.
- Не уверена, - растерянно улыбнулась Серкова.
- Проехали. Уверена - неуверена, чувствую - предчувствую… Все это мы уже проехали. Говорю открытым текстом - берегись. Помнишь вчерашнего мужичка в моем дворе? Спрашиваю - ты его помнишь?
- Д-да.
- Помнишь, что с тобой произошло, когда он появился у меня за спиной?
- А что со мной произошло?
- Так вот - я все заметил.
Серкова смотрела на Апыхтина, чуть опустив голову, исподлобья, озадаченно выпятив губы больше обычного.
- А ты не так прост, каким казался.
- Я совсем не прост.
- Можно задать вопрос?
- Да.
- Кто ты?
- Володей меня зовут.
- Ты даже не сказал свою фамилию.
- Я не всегда ее помню.
- Даже не знаю, кого мне больше опасаться… Тебя или… или других людей.
- Как фраза… сказано хорошо. Но по сути - чушь.
- Но я действительно начинаю тебя бояться.
- Не надо. Ты знаешь, кого тебе нужно бояться. Они тебе пригрозили?
- Да.
- Чем?
- У них один способ. Ты должен знать. Этот способ уже весь город знает.
- Что тебе о них известно?
- Ничего. Кроме того, что они есть, что они всегда рядом, что у них большой острый нож.
- Ты видела этот нож?
- Показали.
- Какой он? Как выглядит?
- Самоделка. Видимо, хорошая сталь… Ручка черная, эбонитовая, массивная… Лезвие матовое, с напылением. Какой-то рисунок, растительный орнамент. Рукоятка заканчивается кабаньей мордой, вместо глаз - красные стеклышки.
- Слушай, - потрясенно произнес Апыхтин, - ты невероятная женщина!
- Я знаю. - Серкова виновато улыбнулась, извини, дескать, но такая уж родилась.
- Запомнить столько подробностей!
- Он мне снится. Чуть ли не каждую ночь.
- Кто, тот мужик?
- Нож.
- Значит, договорились… Будешь жить у меня. Но никто не должен знать моего адреса и телефона. Никаких подружек, поняла, да?
- Я вообще-то сообразительная.
- Буду приезжать за тобой и увозить домой. А утром доставлять сюда. Никаких одиночных прогулок, магазинных пробежек и прочего. Дальше… поживем - увидим.
- В каком смысле поживем?
Апыхтин некоторое время озадаченно смотрел на Серкову, пытаясь понять вопрос, и наконец до него дошло.
- Разберемся, - сказал он, смутившись.
- Разберемся, - женщина произнесла это слово как бы врастяжку - и не соглашаясь, и не отвергая, просто откладывая окончательное решение на будущее.
- Мне сейчас нужно уйти, - сказал Апыхтин, заметив, что солнце сместилось и уже не было столь обжигающе ярким, что скоро наступит вечер, а ему нужно успеть кое-что сделать. - Заканчиваешь работу, выходишь из универмага, пересекаешь дорогу и оказываешься в сквере, где мы с тобой лакомились мороженым. Выбираешь столик ближе к центру и ждешь меня. Вопросы есть? Сомнения, колебания?
- Нет, - улыбнулась Серкова. - Ничего этого у меня нет.
- Я могу задержаться, но в любом случае ты дождешься… Договорились?
- Как я понимаю… Ты можешь хорошо так задержаться, да?
- По-разному может получиться. Дождешься?
- Куда деваться.
Апыхтин наклонился к Серковой, хотел было невинно поцеловать ее в щечку, но она неожиданно повернула голову, и он, сам того не желая, наткнулся губами на губы. Что-то в нем содрогнулось, что-то ужаснулось, он не выдержал и, коснувшись на прощание ее руки, поспешил сбежать вниз по ступенькам.
«Ну, ты даешь, мужик», - сказал он про себя, но сожаления, раскаяния не было.