Портер ел мюсли, когда Брант зашевелился. С раннего утра он являл собой неприятное зрелище. Он потянулся, протянул руку за сигаретой и громко рыгнул. Портер мысленно взмолился, чтобы Брант не заблевал диван, и спросил:

— Позавтракать не хочешь?

— Кофе, две ложки, без сахара.

Когда Портер принес кофе, Брант почесал зад и спросил:

— Ты меня попользовал?

— А как же.

Пока Брант шумно втягивал кофе, Портер спросил:

— Хоть имеешь представление, кого надо искать?

— Психа. Таких труднее всего поймать. Я вчера был в спортзале в Стритхеме, получил там имя парня, к которому, возможно, стоит заглянуть.

— Хочешь, я с тобой поеду?

— Нет, тебе надо руководить. Ты же по уши в этом дерьме.

Брант передернул плечами, встал и сказал:

— Пошел.

— Да, конечно, — кивнул Портер. Прибавил: — Заходи еще.

— То, что я ночью говорил…

— Останется со мной.

Последовала пауза. Наконец Брант сказал:

— Я просто очень устал.

— Разумеется, выспись как следует.

Когда Портер провожал Бранта до двери, тот сказал:

— Еще одно…

— Что?

— Насчет того, что ты хороший коп.

— Да?

— Я действительно так думаю.

— Спасибо.

Проходя через холл, Брант добавил:

— Для гомика.

Портер захлопнул дверь.

Выйдя из дома, Брант остановился и посмотрел на здание. Макдональд начал щелкать фотоаппаратом, он готов был поклясться, что разглядел на лице Бранта тоскующее выражение. В резких черно-белых тонах, с названием улицы Портера большими буквами сверху, снимок поведает свою собственную историю.

Брант ушел, Макдональд остался ждать.

Через двадцать минут спустился Портер. Макдональд снял и его. Немного творческого монтажа, и мужчины окажутся на одном снимке. Такой большой плакат на доске объявлений. И название. Может быть, «Новые методы расследования». Макдональд давно не был в таком прекрасном настроении.

_

Дэн Фанте говорил, что мог вдохновенно сочинять только тогда, когда бывал в стельку пьян. Когда его спрашивали, почему же он бросил пить, он отвечал:

Голоса в моей голове пытались меня убить. Особенно один. Я звал его Джимми. Джимми был по-настоящему опасным раздолбаем. На его счету три попытки самоубийства. Что касается терапии, я использовал все от ребалансинга до реинкарнации и телесной терапии Райха, или что там еще есть на «р», — только без всякой пользы.

День у Барри Вайсса выдался сложным. Он выиграл приз — это плюс. Каждый месяц он покупал журнал «Бизарр» — как же ему эта хрень нравилась! Журнал собирал все странное и безумное дерьмо, вкладывал его в глянцевую обложку и был совершенно сумасшедшим. Интервью брали у людей, которых звали, например, Билли Бензопила — Барри этого парня просто обожал. Раз в месяц автор самого безумного письма получал бутылку абсента. Барри писал шесть раз… Ничего.

И наконец — бинго!

Почтальон пришел рано, и вот оно: он выиграл. Открывая сверток, он взмахнул кулаком и заорал:

— Рули, «Бизарр»!

Вот какое он послал письмо:

«Я пишу из Фрэджл Рок, так называется психиатрическая палата в тюрьме Брикстон. Журнал мне дал трансвестит ростом шесть футов два дюйма, который сидит за попытку снять заднескамеечника [37] тори. [38] Трансвестита зовут Миранда. Мне кажется, я влюбился. Бутылка абсента абсолютно необходима, чтобы укрепить наши отношения».

И он дал свой адрес. Барри так обрадовался, что немедленно приложился к бутылке; это свалило его с ног, и он сказал:

— Вот черт!

Плохие новости: у него кончились боеприпасы. Это привело его в недоумение.

— Как так вышло?

Загибая пальцы левой руки, он стал считать:

— Значит, так, регулировщик — одна пуля, женщина-коп… две или три?

Он не мог вспомнить и продолжил:

— Мужик в патрульной машине — две?

Вообще-то Барри пил беспробудно, и в основном водку. На Клэпхем Коммон, где торговали из багажников, какой-то украинец продавал «Столичную» упаковками по шесть бутылок. Барри не был так уж уверен, что он больше никого не убил.

Ему жутко не хотелось менять свой почерк. В сериалах, которые он обожал, у убийц всегда был почерк. Бросать «Глок» было непрофессионально. Ничего, он позвонит этому мужику из газеты и скажет, что решил сделать убийства более характерными. Он снимет ячейку на вокзале Ватерлоо и будет складывать туда все вещи, связанные с убийствами, — на случай, если его арестуют. Свои любимые детективы он отдаст Армии спасения, потому что ненавидит этих мудаков.

Внезапное озарение. Молоток!

У него был молоток, прочный, тяжелый. Теперь надо будет подходить совсем близко. Он крикнул:

— Вперед! Переходим на следующий уровень!

_

Сержант Кросс жил в квартире-студии на Сиринхем-пойнт в девятнадцатиэтажном доме. У тех, кто жили с одиннадцатого по девятнадцатый этаж и чьи окна выходили на запад, открывался вид на стадион Овал. Кроссу же приходилось смотреть на монахинь. Как раз напротив его окон находился женский монастырь. Как можно было выбрать такое странное место для монастыря, Кросс не мог понять. Прямо за калиткой возвышалась большая статуя какого-то святого. В субботние вечера — после футбола, после паба — на статуе иногда болтался разноцветный шарф. Однажды ее едва не уволокли. Мужик собирался было перелезть через забор, но его остановило предупреждение о собаках на территории монастыря.

Монахини и ротвейлеры: деревенская идиллия.

Кросс однажды увидел настоятельницу и подумал, что собаки им ни к чему. Он был когда-то женат, а теперь — спасибо работе — разведен. Детки его ненавидели, а алименты превращали его жизнь в кошмар. Ему еще повезло, что начальство передвинуло его вверх в списке. Теперь, всего за два месяца до пенсии, он старался не высовываться. Он ходил на работу, никогда не выступал добровольцем, держал рот на замке. Он уже застолбил себе местечко в магазине «Маркс и Спенсер». Кросс был счастлив, что уходит. Подумать только, они поставили педика руководить расследованием убийства! А улицы? Кокаин засыпал улицы, теперь без проблем можно купить любые уцененные химикаты. Он даже названия не успевал запоминать.