– Ну так вот! Раз вы бросили меня на произвол судьбы, то те двадцать тысяч долларов, которые пришлось дать милиционеру, включим в ваш счет.
– Хорошо, – кивнул Гельмут, наверное обрадовавшись тому, что так легко отделался. – Только не ходите так быстро от меня.
Он, хромая, плелся за мной, часто спотыкался и бормотал ругательства. О чем-то спросил, но я не расслышал, занятый мыслями о Глушкове. Кому эта глупая шутка была нужна? – думал я и чувствовал, как подсознательно прихожу к страшному выводу, но упираюсь, насильно увожу себя от него.
Остановился, сел на снег. Гельмут сочувствующе посмотрел на меня.
– Вы устал? Давай мне ваш рюкзак, я помогу.
– Я не устал, Гельмут. Идите, я вас догоню.
– Я иду медленно, – сказал он, не оборачиваясь.
Когда немец скрылся за деревьями, я снял с плеч рюкзак, отстегнул клапан, ослабил веревку, вытащил пачку «учетного инвентаря», завернул ее в кусок полиэтилена и кинул в снег рядом с пнем, засыпал, крепко придавив ногой. Раз сказал, что одну пачку отдал милиционеру, значит, той пачки не должно быть в рюкзаке. Пока марки не будут переведены на счет Ларисы, у Гельмута не должно быть никакого повода для подозрений.
* * *
Слишком долгое мое отсутствие могло показаться Тенгизу подозрительным, и я торопил Гельмута, как мог. Немец уже чувствовал в своих руках нежную тяжесть рюкзака с долларами, но все же пытался вести непримиримую борьбу за экономию средств. В Терсколе он потащил меня к полусгнившему вагончику, в котором продавали билеты на рейсовые автобусы до Минвод, и едва ли не со слезами на глазах уговаривал меня поехать общественным транспортом в целях собственной безопасности.
– О какой безопасности вы говорите, Гельмут!! – рявкнул я. – Мне кажется, вам понравилось попадать в заложники. Да бандиты трясут рейсовые автобусы почти каждый день!
– Сколько стоит такси? – слабым голосом спросил немец.
– Сколько запросит водитель, столько вы и заплатите.
За нами уже давно наблюдали водители легковушек, припаркованных рядом с кассовым вагончиком. Как только Гельмут обратил на них внимание, к нам подскочил уставший от ожидания клиентов водитель.
– Куда надо, брат? – с готовностью спросил он, вращая на пальце тяжелую связку ключей.
– В Минеральные Воды, – ответил я за Гельмута.
– Садитесь! – кивнул водитель на помятый временем и крутыми дорогами «жигуленок», торопясь, чтобы мы не успели передумать.
– Скажите! – обратился Гельмут к водителю. – Сколько мы должен будем давать вам денег?
– Пятьдесят баксиков.
– Но у нас есть купюры только по сто долларов.
– Я найду сдачу.
Я скрипнул зубами и лишь усилием воли сдержал желание двинуть кулаком по затылку Гельмута.
– Одну секундочку! – сказал я водителю, крепко взял Гельмута под руку и потащил к вагончику. Зайдя за него, я прижал немца к жестяной стене и громко зашептал:
– Вы в своем уме, ветеран трех рейхов?! У вас что, мозги отмерзли?! Какого черта вы сказали водителю про доллары? Да если он узнает, что у нас в мешке, то отвезет прямиком в «Белый Князь», где боевики заживо похоронят нас в ледовой трещине.
– Но как я буду платить за такси? – попытался возмутиться Гельмут, но я, дабы мои слова прозвучали убедительнее, вдавил кулак в рыхлый гельмутовский живот.
– Рублями, господин Хагемайстер, рублями! В России за все надо платить рублями.
– Но он сказал: «Баксиков»!
– Это для дураков, Гельмут. Пересчитайте пятьдесят долларов по курсу и расплатитесь рублями. Надеюсь, вы не станете отрицать, что у вас есть рубли?
Гельмут нехотя полез в карман за бумажником. Встал ко мне вполоборота, стал шелестеть купюрами.
– Сколько надо?
– Триста тысяч.
– О! – удивился Гельмут и на всякий случай прикрыл бумажник. – Разве курс доллара так много вырос?
– У нас принято давать водителям чаевые. Да не тяните же вы резину! У меня очень мало времени!
– Как можно быстрее, – попросил я водителя. – За скорость накинем.
Услышав это, Гельмут вопросительно посмотрел на меня и полез в карман за калькулятором. Колеса засвистели о дорожную наледь. Машина поплыла бочком в сторону, затем выровнялась и понеслась по шоссе вниз.
Гельмут молча складывал и вычитал цифры. Машину трясло на ухабах, и немец тыкал пальцем не в те клавиши, в которые надо было, морщился, вполголоса ругался и начинал сначала. Я несколько раз сказал водителю, что не очень доволен скоростью. Тот нервничал, давил на педаль акселератора, но старая машина не могла выжать из спидометра больше ста километров в час.
Утомленный арифметикой, Гельмут вскоре уснул, уронив голову на грудь. Я же не был настолько счастлив, чтобы спокойно спать. В моей голове роем кружились мысли о смерти Глушкова, об исчезновении его трупа, о Лариске и следах крови на спинке кровати в моем вагончике на Ледовой базе.
Тонкий юноша из торгового представительства «Мерседес-Бенц», одетый в белую рубашку и костюм, откатал на ксероксе три копии платежного поручения. Две вручил мне, а одну – Гельмуту. Старый немец раскраснелся от волнения.
– Когда деньги поступят на мой счет? – спросил я операциониста.
– Через сутки, – ответил юноша. – В крайнем случае, через трое суток.
– Теперь вы довериваешь мне, Стас? – спросил Гельмут, протягивая высушенную руку к рюкзаку, который лежал у меня в ногах.
– Теперь – да, – признался я, приподнимая ноги, чтобы Гельмуту было легче ухватить лямки.
– Я деловой человек, – продолжал Гельмут, развязывая шнур на горловине рюкзака и опуская внутрь руку. – Со мной выгодно работать над всяким делом. Вы, Стас, не будешь иметь больше надежный партнер, чем есть я.
Он вытащил пачку инвентарных купюр, покрутил ее в руках, зачем-то понюхал и небрежно кинул в рюкзак.
– Надеюсь, вы не собираетесь пересчитывать доллары? – спросил я.
– О, нет! – покачал головой Гельмут. – Это не есть мое правило. Я люблю доверивать своим партнерам.
Мы пожали друг другу руки. Немец белозубо улыбался, и в глазах его было счастье ребенка, объевшегося «сникерса». Я прислушался к своему внутреннему голосу. Совесть молчала. Хорошая у меня совесть, мимоходом подумал я. Дрессированная.
– Вы хоть бы кейс себе купили, – сказал я, глядя на то, как Гельмут закидывает рюкзак за спину. – Неприлично миллионеру носить деньги в рюкзаке.
– Пусть будет неприлично, – ответил Гельмут и подмигнул мне. – Но так много безопасно. Пусть все будут думать, что я есть бродяга.
Мы вышли из офиса на улицу.