Я поднял монетку.
– Красивая штучка. Похожа на золотую.
Усатый усмехнулся.
– Подделка! Этим золотом хлопцы поклялись набить его рот. Настоящее золото зарыто в другом месте. И копать Олег пошел со своей бабой. А нас «кинул». Мы такое не прощаем. Кровью харкать будет.
– А куда он пошел? Ты знаешь, где это место?
Усатый отрицательно покачал головой.
– Если б знал, то давно б выловил.
– И что ты здесь один делаешь?
– Дом стерегу. А хлопцы лес прочесывают… Только безнадежное это дело.
Я взглянул на батюшку. Его лицо, обрамленное седыми протуберанцами волос, помертвело. Я подумал, что если так остро воспринимать случившееся, то к утру обрастут волосами лоб, нос и щеки, и тогда голова батюшки будет напоминать кокосовый орех. Лада, поджав губы, постукивала ногой по колесу машины. В отличие от священника, который совсем упал духом, она была переполнена злостью, и мне казалось, что она вот-вот кинется на усатого и вцепится ему в глаза.
Я хлопнул по плечу усатого.
– Давай ключи от машины!
Тот без пререкательств полез в карман и кинул мне брелок с ключами. Я сел в кабину, завел в мотор и, с трудом сдерживаясь, чтобы не начать ругаться матом, вдавил кулаком кнопку сигнала. По лесу покатился пронзительный вой сирены.
– Поехали! – крикнул я Ладе и батюшке. – Тошно смотреть на ваши лица!
Потемнело так, словно внезапно началось затмение солнца. По дороге потекли грязные ручьи. Где-то над верхушками елей оглушительно шарахнула молния. Я сбавил скорость и включил фонари. Переваливаясь с боку на бок, «Опель» медленно катился по разбитой грунтовке.
Батюшка, сидя за мной, безотрывно смотрел в окно, запотевшее от его дыхания. Лада, откинувшись на спинку сиденья, делала вид, что спит. Я протянул к ее щеке руку и коснулся нежной кожи.
– Откуда у тебя пистолет, ягодка? – спросил я.
– От верблюда, – ответила ягодка, не открывая глаз.
– А для чего он тебе?
Лада покосилась на меня и опять вздохнула.
– Орехи колоть! Для чего же еще!..
Лада молчала. Батюшка стал скрипеть пальцем, протирая им запотевшее стекло. На машину обрушился настоящий водопад.
– Как вы думаете, Кирилл Андреевич, – подал голос батюшка, – Марина еще жива?
– Думаю, что да, – ответил я.
– А чем мы можем ей помочь?
Я скрипнул зубами. У меня не было ответа. У меня не было даже какой-нибудь фантастической идеи. Олег, Марина и профессор уже больше суток шли по Карпатам, и поиск их был равнозначен поиску монеты, выброшенной с корабля в море, и ничто так не раздражало меня, как вопросы, на которые я не мог ответить.
Дождь не утихал, и дорога превратилась в сплошной грязевой поток. Электронный спидометр высветил цифру «10», но даже на такой черепашьей скорости мы рисковали свалиться с обрыва, по краю которого проходила дорога.
Лада снова откинулась на спинку сиденья и закрыла глаза. Лицо ее было спокойным и неподвижным, словно она в самом деле спала. Я изредка кидал косые взгляды на ее профиль.
Сквозь белые полосы ливня в свете фар проступили контуры деревянного моста. Водопад, низвергающийся с отвесной стены, пробил в дороге широкую поперечную канаву. Через нее был перекинут мост. Мощные потоки горной реки, усиленные ливнем, неслись под ним с огромной скоростью, увлекая за собой ветки и тонкостволые деревья. Уровень воды был так высок, что едва не заливал дощатый настил.
Едва я въехал на мост, как сразу заметил, что посреди настила зияет дыра, в которой, словно в гигантской стиральной машине, бурлит водоворот. Похоже, что водяным потоком выкорчевало несколько досок. Я выругался – меньше всего мне сейчас хотелось выходить из машины под ливень.
Натянув куртку на голову, я выскочил наружу и, шлепая кроссовками по мокрому настилу, подбежал к дыре. Я смотрел на закрученные в спираль водовороты под собой, коричневые ревущие буруны, на бревенчатые шпалы с аккуратными дырками от гвоздей, которыми к ним когда-то были прибиты толстые половые доски.
Настил посреди моста не сорвало потоком, как я думал. Его аккуратно разобрали. Я выпрямился и посмотрел по сторонам. Свет фар слепил глаза, и я ничего не увидел вокруг себя, кроме черной стены леса, движущейся, раскачивающейся, словно театральный занавес.
– Не нравится мне это, – вслух подумал я, перегнулся через перила, всматриваясь в тень под мостом. Мне показалось, что там желтеют сложенные стопкой доски.
– Батюшка! – позвал я, повернувшись к машине и прикрыв глаза ладонью. – Михаил Иннокентьевич! Нужна ваша помощь!
Я спрыгнул с моста на завал крупных камней и обломков деревьев и веток, пригнувшись, зашел под него, где дождь пробивался сквозь щели в настиле тонкими струйками, и, присев на корточки, стал водить рукой, пытаясь на ощупь найти доски. Я услышал, как за моей спиной зашуршала галька и, не оборачиваясь, сказал:
– Идите сюда! Кажется, доски лежат здесь.
Сила, от которой затрещала по швам мокрая куртка, подняла меня на ноги и развернула спиной к мосту. Я почувствовал, что моя больная рука попала в тиски, и не смог сдержать крик, вырвавшийся из моей груди. Казалось, что от удара в лицо рядом со мной разорвалась молния. Я мешком повалился на мокрый песок, и запоздалый испуг, наполнивший руки и ноги свинцовой тяжестью, не позволил мне сразу же вскочить на ноги или откатиться в сторону. Тень рослого человека тепловозом наехала на меня, и мне на голову обрушился еще один удар.
Осознание того, что меня попросту убивают, врубило инстинкт самосохранения на полную мощь. Не в состоянии подняться на ноги, превозмогая острую боль в руке и сплевывая кровь, я стал хватать камни, которые попадались мне под руку и кидать их в человека. На третий или четвертый раз я попал ему в лицо, и человек отшатнулся от меня и закрылся руками. Только тогда я хорошо разглядел его. Не веря своим глазам, я узнал в нем Влада.
– Черт возьми, Влад!! – закричал я, все еще сплевывая солоноватую густую слюну. – Неужели это ты?! Кажется, мы здорово разукрасили друг другу морды!
Напряжение сразу спало, и я, не замечая боли, счастливый, что этот слепой поединок так хорошо закончился, встал с камней и кинулся к Владу. Мне казалось, он сейчас раскроет объятия, и мы, вымокшие до нитки, кинемся друг к другу. Но Влад повел себя странно, как сумасшедший.
– Пошел вон!! – заорал он дурным голосом. – Убью, скотина!!
Я стоял по щиколотку в луже с расставленными в сторону руками, как распятый Христос, и не понимал, что происходит.
– Влад, ты меня не узнал? – спросил я. – Это же я, Кирилл! А почему ты один? Где Анна?