На затаившейся горе мелькнула фигурка и снова исчезла за камнями… Еще одна – короткой перебежкой вниз. «Спускаются. Уразумели, что с вершины нас не достать». Он почувствовал, как дрожит рука на цевье. От вынужденного безделья нервишки расшатались. Читаев крепче сжал автомат. Выдохнул и поймал в прицел камень, за которым только что скрылся душман. «Раз, – начал считать он, медленно нажимая на спусковой крючок, – два, три…» Душман не появился. Читаев снова перевел дыхание. Воздуха хватало не надолго. «Раз, два… три». Он нажал спуск. Фигура судорожно переломилась и вновь исчезла.
– «Духи» спускаются! – резким, высоким голосом крикнул Читаев. – Прицел постоянный. Огонь!
У каждого палец и так плясал на спусковом крючке.
«Эх, матери не написал», – подумал он с сожалением.
Очереди, будто огрызаясь, разорвали тишину с разных сторон. Читаев наблюдал. В какое-то мгновение он почти физически ощутил, как сжимается кольцо окружения.
– Бача-а-а! [14] Резкий, дразнящий крик раздался неожиданно и как-то нелепо в этой обстановке, вслед за ним тут же загремела длинная очередь. «Курилкин!»
С горы ответили очередью.
– Эй, ба-ча-а-а! – вновь закричал Курилкин, и снова трассеры веером пошли вверх.
«Бача» закричал в ответ что-то гортанное и хриплое и тоже послал длинную злую очередь.
«Странная выходка», – подумал Читаев, ловя на мушку мелькнувшую чалму. Нет, стрелять надо расчетливо, без эмоций. Он нажал спуск. Чалма скрылась. Тут же он услышал, как два раза тонко свистнуло, он пригнулся ниже, вдавливаясь в землю, потом, резко повернувшись корпусом, перекатился через спину и снова изготовился уже с другой стороны валуна. Здесь был лучше обзор справа. Он потер коченеющие пальцы и прицелился. Душман, за которым он следил, выскочил из-за камня и, делая огромные прыжки, устремился вниз. А через мгновение, уже сраженный пулей, летел кубарем, переворачиваясь через голову. «Готов», – подумал Читаев со смешанным чувством злорадства и удивления.
С горы продолжали стрелять. Читаев снова прицелился, но вместо очереди раздался сухой щелчок. Застрочили слева и справа от него. Он выругался, отсоединил спаренные магазины. Оба были пусты.
– Бача-а! – Пронзительный крик Щекина и вторящая ему длинная очередь из пулемета.
«Понравилось!» – усмехнулся Читаев.
– Не высовывайся, герой!
– Есть не высовываться!
Читаев опять вспомнил о Водовозове, потом – о группе Хижняка. Куда они все подевались? Хорошенькое дельце – готовили засаду душманам и сами угодили в огневой мешок.
– Убило! Братуся убило!
Крик оборвал мысли, он вскочил, забыв об опасности, и припустил на левый фланг. Запоздало раздались очереди. Он бросился плашмя, потом снова вскочил, кожей чувствуя, как близко проносятся пули.
Братусь лежал в тени большого камня, уронив голову да руки. Рядом лежал его автомат. Шапка сбита на затылок. У Читаева сжалось сердце. Однажды он видел убитого – точно в такой же позе.
На теле Братуся ран не было. Читаев осторожно повернул его лицом вверх, ожидая увидеть кровь. Неожиданно Братусь вздрогнул и открыл глаза.
– Что с тобой? – оторопел Читаев.
– Ничего. Зевнул немного, – хрипло ответил солдат.
– Заснул?! – От возмущения Читаев поперхнулся. – Идет бой, а он героически заснул! Нашел себе ямку, а другие отстреливайся, защищай его!
Братусь моргал, будто соринка в глаз попала. Половина лица его была в грязи. Читаева стал разбирать смех. Он засмеялся сначала тихо, потом все громче и громче, выстрелы смолкли, и оттого смех звучал непривычно и странно.
Братусь уже не моргал – смотрел широко открытыми глазами.
Сапрыкин ворочался на холодном каменном полу и пытался уснуть. В памяти всплывало то перекошенное от злобы лицо Модира Джаграна, то пытливые глазки европейца, то дрожащие руки Тарусова. Подвал, в котором их заперли, был сырым, глухим и длинным, как засыпанная штольня. Афганская одежда – пиран и туммун – рубашка и штаны из грубой хлопчатобумажной ткани, которые им дали вместо отобранной одежды, почти не грели. Сапрыкин сел, прислонившись к каменной стене, поджал ноги и обхватил колени. Так, кажется, теплее.
Дом, в который их привели вчера, стоит на окраине кишлака. Они вошли в большую, жарко натопленную комнату. На стенах и полу – ковры. Хозяин, грузный человек лет сорока в атласной синей рубахе и белой чалме, сидел на подушках и неторопливо пил чай. У окна стоял молодой человек в больших круглых очках. Несмотря на афганскую одежду, в нем безошибочно угадывался европеец. Иисус тоже находился здесь.
Первым заговорил хозяин. Европеец стал неторопливо переводить на довольно чистом русском. При этом он зачем-то поглаживал свое розовое безбородое лицо.
– Вы все захвачены как заложники и будете в плену до тех пор, пока кабульское правительство не выполнит предъявленные ему требования. В противном случае вы будете уничтожены.
Какие это требования, хозяин не сказал. Он назвал еще свое имя – Модир Джагран, самодовольно подчеркнув, что оно хорошо известно на севере Афганистана. Потом европеец раздал всем листки бумаги и потребовал их заполнить.
Сапрыкин повертел бумажку. На ней от руки были написаны вопросы. Все с выжиданием смотрели на него.
– Пишите что-нибудь, – сказал он негромко.
– Что-нибудь – не надо, – холодно заметил европеец. – Пишите правду.
Сапрыкин пожал плечами, взял шариковую ручку. В графе «фамилия» он написал первое, что пришло в голову: «Петров Владимир Николаевич». Место жительства указывать не стал, а в графе о вероисповедании поставил прочерк. В последнем пункте спрашивалось, для чего прибыл в Афганистан. Сапрыкин быстро написал: «Для строительства комбината. Для помощи афганскому народу». И отдал бумагу.
– Петров Владимир Николаевич, – прочел европеец и что-то спросил у Иисуса.
Тот усмехнулся, встал, подошел к Сапрыкину.
– Сап-рикин, – сказал он, ткнув его пальцем в грудь. – Сафар, – показал он на Нура.
Остальных называть не стал, наверное, не знал. Хозяин зашевелился, ущипнул бородку и что-то сказал.
– Вы находитесь на территории Афганистана, поэтому должны принять ислам, – перевел европеец.
– Разве есть такой закон, по которому иностранец, приехавший в Афганистан, должен принимать чужую веру? Мы – гости этой страны и приехали помогать афганскому народу. Вы сами это знаете. Разве адат позволяет так обращаться с гостями?
– Вы пленные враги, – перевел европеец. – И помогаете правительству, которое идет против Аллаха.
– Афганское правительство, насколько я знаю, ни в чем не препятствует верующим, – возразил Сапрыкин, но Модир Джагран даже не дослушал перевод.