– А ты молоток, не обманул. Хотя, конечно, я ожидал большего.
Не веря своим глазам, я смотрел, как он достает из мешка и выкладывает на траву матово поблескивающие браслеты, фигурки, изображающие человеческие головы, цепочки, медальоны, монеты – в основном из золота и серебра, лишь некоторые фигурки были сделаны из керамики.
– Десятый-одиннадцатый века, – сказал картавый по-русски, рассматривая золотой гребень, лежащий у него на ладони. – Начало бурного культурного расцвета инков. В этой пещере, мне кажется, они совершали обряд жертвоприношения богу Солнца. Представляешь, динозаврик, я шел по человеческим черепам и костям. Что интересно – многие скелеты прислонены к стене, причем без всяких цепей. Такое впечатление, что люди приходили в пещеру добровольно, оставляли в нишах принесенные с собой украшения и оставались там ждать своей смерти. Я осмотрел потолки – они не закопчены. Следовательно, инки не пользовались факелами… Ужасно, ужасно медленно умирать в полной темноте, когда душит зловоние и в ушах грохочет рев падающей воды. Врагу не пожелаешь, правда, синеглазенький?
Я смотрел в глаза картавому. Ты должен скоро подохнуть, подумал я, и только тогда поймешь, что инки не умирали в этой пещере добровольно. Они просто уходили с драгоценностями в пещеру и не возвращались, а их соплеменники думали, что это прямая дорога в рай. И никто не вынес тайну пещеры наружу. Никто, кроме меня.
Я не сводил с него глаз, мысленно упрашивая всех индейских богов быстрее вершить свой законный суд над этим дьяволом, скорее приводить приговор в исполнение. Но картавый внешне не проявлял никаких признаков отравления. Он высморкался в платочек, аккуратно сложил его и спрятал в карман. Не прикрывал ли он им рот? – подумал я.
– Чего это ты так пялишься на меня, динозаврик?
– Я все еще надеюсь, что ты сдержишь свое слово.
– Какое слово? – Он наморщил лоб, посмотрел на охранника, будто хотел получить от него подсказку. – Ах, да! Вспомнил! Я ведь обещал отпустить тебя на свободу… Ну что ж, раз обещал, значит, отпущу. Но не сейчас. Надо следовать правилу первопроходцев джунглей: сколько ушло, столько должно вернуться… Эй, воин! – крикнул он охраннику. – Веди его к машине. Да пошустрее, надо до темноты добраться до виллы.
Полоса везения закончилась, подумал я.
Уже смеркалось, когда мы подъехали к вилле. Охранник притормозил у парадного входа, посмотрел на картавого, но тот хлопнул его по плечу и сказал:
– Подвези-ка нас к цеху.
Мы объехали клумбу, промчались мимо пустого корта, по аллее, где царила вечерняя прохлада, и остановились перед стальной дверью цеха.
– Спасибо, можешь быть свободен, – сказал картавый.
Я не поверил, что он намерен так просто отпустить меня, но тем не менее потянулся к ручке двери, собираясь покинуть джип. Тут же мне в бок уткнулся ствол револьвера.
– Не спеши, динозаврик. Я отпущу тебя немного позже. Прошу в цех, поболтаем о жизни.
Мы вышли из машины. Водитель рванул с места, окутав нас облаком выхлопов, и джип быстро скрылся за деревьями аллеи. Картавый открыл замок, кривляясь, сделал глубокий реверанс, пропуская меня вперед. Я вошел в темный и смрадный цех. Картавый щелкнул выключателем, и под овальным потолком вспыхнула тусклая лампочка. Лязгнул засов, запирающий дверь изнутри. Картавый, помахивая револьвером, кивнул мне на середину цеха:
– Подойди к яме.
Повернувшись к нему спиной, я сделал несколько шагов вперед. Подошвы кроссовок прилипали к полу, словно он был вымазан клеем. В полной тишине был слышен только этот омерзительный чавкающий звук. Я был уверен, что он не станет сейчас стрелять мне в затылок – так мог сделать кто-либо другой, но только не картавый, и потому был спокоен и даже расслаблен.
– Садись на бордюр.
Я подошел к краю ямы, но едва посмотрел в черноту, как внизу раздался всплеск, и что-то тяжелое, крупное блеснуло в тусклом свете лампочки. Я благоразумно отошел в сторону и сел на угол, где недавно сидел картавый.
Он поставил посреди цеха табурет и опустился на него верхом.
– Вот и все, динозаврик, – задумчиво произнес он.
– Что – все?
– У всякой истории есть свое логическое завершение. Будь то история древней империи или какого-то жалкого существа, возомнившего себя личностью.
– Жалкое существо, надо полагать, это я?
– Ты не ошибся.
– Где же тут логическое завершение? Я понадеялся на твое слово, а, выходит, напрасно?
Картавый рассмеялся.
– Эх, динозаврик, нравишься ты мне. Даже расставаться с тобой жаль… Нет-нет, поверь мне, все будет честно, логично, красиво, но… с небольшим налетом драматизма. Чтоб слезу вышибало. – Он помолчал, покрутил барабан револьвера. – Я отпущу тебя на свободу, как обещал. Только ты выйдешь через эту траншею. Она напрямую связана с озером. Пронырнешь под заслонкой и окажешься на волюшке.
Я искоса глянул на черную поверхность воды, где темнело нечто угловатое, бугристое, как полусгнившее бревно.
– Раньше здесь у нас был кожевенный цех, – продолжал картавый. – Трудились индейцы, добывали крокодиловые шкуры. Все очень просто, никакой техники: в озере, благодаря обильному прикорму, звери активно размножались, затем на деликатесную приманку заплывали в траншею, где уже не могли развернуться и выплыть обратно. Тут их и поджидала дубинка в крепкой руке индейца. Пару ударов по балде – и крокодильчик складывал лапки, и при этом не портилась его очаровательная шкурка.
– Понятно, – сказал я. – Тебе хочется посмотреть, как крокодилы будут мною давиться.
Картавый брезгливо фыркнул.
– Нет уж, увольте. Я уже как-то любовался этим зрелищем, когда в наказание за халтурную работу мы отправили на свободу этим же путем двух индейцев. Ничего впечатляющего, поверь! Основное действие разворачивается глубоко под водой, куда рептилия затаскивает свою жертву. Зритель видит только всплески да кровавые разводы на воде. Мне больше по душе представления с натуралистическими подробностями, крупняком, чтобы все было отчетливо видно.
– Хорошо, Алеша, – сказал я, впервые назвав картавого по имени. – Я постараюсь доставить тебе удовольствие и продержусь на поверхности воды как можно дольше. Только ты ответь мне на один вопрос, который меня уже долгое время терзает.
– Ну-ну, очень интересно.
– У меня никак не укладывается в голове, зачем, так сказать, профессиональному и высококвалифицированному садисту, маньяку и палачу надо было тратить уйму времени и писать какие-то научные работы по этнографии? Я никак не въезжаю, зачем ты это делал? Зачем ты корпел над своей монографией, постигая призрачную истину, когда мог за это время растерзать десятки людей, вспороть сотни животов, нарезать столько голов, что ими можно было бы украсить, как елку игрушками, все пальмы на вашей фазенде? Объясни мне, почему ты не зарылся в трупах, как червь в навозе, а изучал культурное наследие инков, этих дикарей, недоучек, неандертальцев? Я не могу этого понять, Алеша! Что с тобой происходило? Ты был болен?