Я кинул карту в сумку, кое-как сложил рубашку и куртку и отправил их туда же, полюбовался в зеркало на свою черную недельную щетину, раздумывая, брить ее перед дорогой или не стоит. Мимо окна, у которого я стоял, вполголоса разговаривая, прошли Рамазанов и Валери. Девушка совсем раскисла, голову повесила, глаза влажные. Адвокат обнимал ее за плечи и что-то бормотал на ухо. Я уеду, и он спокойно и без суеты влезет в ее постель, и волосатые плечи будут нависать над ее милым, ставшим мне почти родным лицом, освещенным мертвенным светом луны, и на его физиономии, где накрепко отпечатался след высокомерия, будет блуждать торжествющая улыбка.
Я вышел во двор, снял с проволоки еще влажную одежду и закинул в сумку. Охранник подошел ко мне, молча протянул связку ключей и пачку купюр, перевязанную банковской лентой.
– Тачка за забором, – сказал он и зевнул.
Я распахнул калитку. Серый «жигуленок» стоял в пяти шагах.
Я обошел его, постучал ногой по колесам. Странное чувство, словно я не успел сделать что-то очень важное, не покидало меня. Я открыл дверцу, сел за руль, запустил мотор, машинально глянул на приборную доску. Баки полные, как обещал.
– Чего я жду? – вслух сказал я, словно подхлестывая самого себя и прогоняя нерешительность. Ударил по педали сцепления, дернул рычаг скоростей, надавил на акселератор. «Жигуленок», взвизгнув колесами о гравий, рванулся с места. Я бросил прощальный взгляд на серый забор, виднеющуюся из-за него крышу дома, пики тополей, закрытую стальную дверь…
– А вот хрен тертый тебе, а не кокаин! – вдруг крикнул я, ударяя по тормозам и пулей вылетая из кабины. Бегом вернулся к калитке, открыл ее ногой и чуть не сбил Рамазанова, стоявшего здесь же с охранником.
– Что случилось, Кирилл? – удивленно спросил он, на всякий случай отойдя от меня на пару шагов.
Я часто дышал и потому не мог ответить сразу. Из-за угла дома неслышной тенью показалась Валери. В руке она держала несколько пышных красных цветков, похожих на застывшие бенгальские огни.
– Я согласен, – ответил я, вытаскивая из кармана карту и деньги и швыряя их вместе с сумкой на скамью.
Картавый, играясь, нацелил в меня ствол коротенького «узи», сказал «Пух!» и громко рассмеялся. Я, запихивая в рюкзак пуховый спальный мешок, выпрямился, посмотрел на него с глубоким сожалением. Рамазанов, заметив, что я отвлекся, поднял голову.
– Что-нибудь не то?
– Видите ли, я не уверен, что смогу спокойно вынести этого человека на протяжении всего нашего путешествия.
– Выносить будем тебя, – вставил картавый. – Причем ногами вперед.
Рамазанов развел руками, мол, ничего не могу поделать, у каждого свои недостатки.
Мы рассовывали по рюкзакам вещи, которые необходимо было взять с собой. Рамазанов взял на себя большую часть продуктов, бензин, примус и радиостанцию, картавый – три больших мотка альпинистской веревки, крючья и карабины, мне выпала хоть и легкая, но объемная болоньевая палатка. Кроме того, каждый должен был нести пенопленовый коврик и спальный мешок. Картавый и Рамазанов были вооружены «узи» и «калашниковым» – эти автоматы у них были точно, но, возможно, они где-нибудь еще припрятали оружие.
Валери единственная в нашей странной компании не выглядела воинственно. От камуфляжного костюма она отказалась – он сидел на ней, как на солдате первого года службы. Она осталась в своих узких джинсах, которые, на мой взгляд, совсем не годились для лазания по горам, только поверх свитера надела жилетку, в многочисленные карманы которой рассовала всевозможные приспособления для наведения макияжа. Волосы она зачесала назад, перехватила их тугой резинкой, а хвостик спрятала за воротник.
Я остался в камуфляже, а свои так и не высохшие вещи снова развесил на проволоке. Наполовину пустой рюкзак был почти невесом и за плечами совсем не ощущался. Впрочем, это было лишь до поры до времени – в случае удачи мне придется тащить назад не один десяток килограммов порошка.
Мне нравилось, как Рамазанов подготовился к этой авантюрной прогулке в Афганистан. Снаряжение было новым, качественным – на нем он не экономил. Облачившись в костюмы и навесив на себя рюкзаки, мы стали похожи на группу спецназа, которой предстоит совершить террористический акт. Лично мне военная форма всегда придавала чувство уверенности в себе. Для полной гармонии формы и содержания мне не хватало малого.
– Кажется, вы забыли выдать мне оружие, – сказал я Рамазанову, оглядев себя со всех сторон.
– С оружием пока напряженка, – с самым серьезным видом ответил адвокат. – Но я думаю, что за речкой мы это дело быстро поправим. Надеюсь, вам в своей жизни доводилось брать трофеи?
Картавый из кожи вон вылезет, но не допустит, чтобы в моих руках оказалось оружие, подумал я, глядя на то, как этот недоумок прячет и вытаскивает из-за пазухи свой миниатюрный «узи», снова прячет и снова вытаскивает, тренируясь в сноровке. Много чего я еще не понимаю в жизни, но как Рамазанов додумался взять в компаньоны этого неандертальца – вряд ли когда пойму.
Валери повеселела. Она крутилась вокруг меня, как модельер вокруг модели, поправляла на мне лямки, приглаживала мои взъерошенные волосы, щебетала про то, что недельная щетина мне очень идет, хотя и старит немного, и мне казалось, что веселая компашка милых людей собирается в увлекательный поход по живописным горам, и скоро мы будем сидеть у костра, варить в котелке походную кашу и, естественно, петь под гитару песни про романтику, комаров и вечную молодость. Я глянул на адвоката, и он своим видом разрушил всю эту розовую идиллию. Из-под клапана его рюкзака, где должна торчать удочка, выглядывал черный ствол автомата.
Странно, но недавняя моя неприязнь к адвокату стремительно исчезала, как я ни пытался удержать ее в себе. Мне трудно ответить, почему я старался сохранить статус-кво в отношениях с Рамазановым. Может быть, я подсознательно видел в нем потенциального соперника, а может, не мог простить ему насилия над собой. Но тем не менее из врага он стремительно превращался в компаньона, а предстоящее нам опасное путешествие предъявляло к нам обоим еще более высокие требования – мы к тому же должны стать надежными товарищами. Однако все это относилось лишь к Рамазанову. Картавого, несмотря ни на какие метаморфозы, я на дух не выносил и с ужасом думал о том, что нам придется спать в одной палатке. В лице Валери я тоже не мог видеть коллегу, она оставалась для меня женщиной, к которой я испытывал море чувств, не поддающихся логическому объяснению и осмыслению. В отношении ее у меня не было ни замыслов, ни планов, ни целей, и определять свои поступки я доверил чувствам.
Когда рюкзаки были сложены, охранник перетащил их в багажник «жигуленка». Туда вошли только два – картавого и адвоката, мой рюкзак пришлось закинуть на заднее сиденье. Не думаю, что это было случайностью – «калашников» адвоката оказался заперт в багажнике. Мой компаньон не доверял мне и, наверное, правильно делал. Не знаю, что бы я предпринял, окажись автомат в моих руках, но то, что начал бы диктовать свою волю, – это наверняка.