– Сто долларов я тебе обязательно верну, – пообещал я.
– Не беспокойся. Ты их честно заработал. А где твоя одежда?
– Понимаешь, меня сегодня ограбили, – пояснил я.
– Правда, что ли? – недоверчиво спросила Лера.
– Чистая правда.
Лера улыбнулась и снова пригубила бокал.
– Какой ты болтун… А как же голый пойдешь на улицу?
– А я не пойду. Я тут останусь. Предложу себя бармену в качестве уборщика. – Я повернулся к стойке. – Эй, бармен! Вам ночной уборщик требуется?
Бармен вытаращил на меня глаза, не зная, что ответить. Раз не отказал, значит, требуется. С ночлегом вопрос решен. Лера поставила бокал на стойку, спустила бретельку платья с плеча и ближе подошла ко мне.
– Вот посмотри, – сказала она, глазами показывая на плечо. – Как тебе это нравится?
– Хорошее плечо, – оценил я. – Плавно переходит на предплечье, а спереди перетекает в грудь и выгодно подчеркивает ее округлость, объем и упругость…
– Какая упругость! – воскликнула Лера, немедленно возвращая бретельку на место. – Я тебе синяк показываю! Это я у тебя в машине его заработала, когда под сиденье свалилась. Здорово ты меня тогда покатал!
– Я сразу понял, что ты любишь экстрим.
– Экстрим люблю, а когда меня дурят – нет. Я уже потом поняла, что никакой ты не милиционер, а всего лишь на пушку меня брал. «Сатанисты… Тридцать четыре ритуальных трупа… Уголовный розыск на ушах…» Ты здорово врать умеешь.
– Спасибо, – ответил я, прикладывая ладонь к груди. – Спасибо за скромную оценку моих выдающихся достоинств.
Нет, она здесь неспроста. Второй раз оказаться в самом эпицентре событий – это уже не случайность. Закономерность! Но Лера вовсе не кажется испуганной. Несколько напряжена – это да. И улыбка! Какая милая, какая насыщенная улыбка, будто девушка с трудом сдерживалась, чтобы не рассмеяться.
– А хочешь, я дам тебе мой свитер? – обрадованно воскликнула она и легонько шлепнула меня по груди. – Я его в гардеробе оставила. А мне и пуховика будет достаточно.
– А разве ты уже уходишь?
– Я не могу надолго оставлять своего замерзшего друга, – ответила Лера и, словно прося у меня прощения, вздохнула. – Вот смотрю, как ты мурашками покрылся, и так жалко его становится, что скулить хочется… Пошли в гардероб!
Я позволил ей делать со мной то, что она хотела делать. Чем больше она проявит инициативы, тем быстрее раскроется. Лера стал решительно пробиваться к гардеробу. Я смотрел на ее плечи, пытаясь найти синяк. Вся эта гнусная история началась с нее. Она попросила у меня мобильник. Она выполнила волю человека, которого я до сих пор не могу ни увидеть, ни понять. Мужчина в темных очках, с узким лицом, заплативший ей сто баксов за пустяковую, в сущности, услугу. Там, у дверей ночного магазина, я позволил ей прикоснуться к моему мобильнику – и понеслась катавасия! Словно она защелкнула на моем запястье наручники.
Мы пробились к гардеробу, словно сквозь могучий морской прибой к спасительному берегу. С голой грудью мне было легче проталкивать себя сквозь потно-пьяную толпу танцующих, чем Лере. Обе лямки от платья висели у нее на локтях, а черные бархатные туфли были покрыты пыльными отпечатками протекторов спортивной обуви. Она кинула на прилавок номерок и стала обмахивать румяное лицо ладонями. У меня слезились глаза от табачного дыма.
– Может, тебя проводить? – спросил я.
– Не надо. Здесь недалеко… На, надевай!
Она протянула мне свой свитер – цвета морковки, с большим воротником. От свитера пахло духами и еще чем-то приятным и волнующим.
– Ты уверена, что он подойдет мне по размеру?
– Он растягивается.
Она накинула поверх платья ярко-красный пуховик. Я вспомнил ее юбочку, в которой она щеголяла по набережной. Точно такой же цвет. Нравится девушке красное… Если свитер и растягивался, то до разумных пределов. Мне удалось с превеликим трудом просунуть сквозь воротник голову и воткнуть руки в рукава, которые едва достали мне до локтей. Дальше дело пошло хуже. На мою грудь (в обхвате метр двадцать пять) свитер решительно не хотел наползать и собрался складками под подбородком. Лера пришла мне на помощь.
– Ты его не тяни! Раскатывай, как это… Ну, в общем, надо раскатывать…
Свитер трещал, но не рвался. Я выдохнул из груди воздух и поднял руки вверх.
– Самое интересное, как я буду его снимать.
– А ты не снимай. Спи в нем. А завтра мы встретимся, и я тебе помогу.
– Дышать тяжело, – признался я.
– Зато знаешь какой он теплый!
Я заметил, как один из охранников метнулся в толпу. Второй с недвусмысленными намерениями встал перед дверью, заслонив ее собой.
– Может, намазать тело машинным маслом? – предложил я. – Легче будет.
– Но где я тебе сейчас возьму машинное масло?.. Ой, кажется, немножко по шву разошлось…
Я кинул взгляд на дверь. Охранник вернулся вместе с парнем, с которым Лера отказалась танцевать. Обиженный соперник косился на меня, как лев на кота, случайно забравшегося в вольер. Может быть, в женском свитере я стал выглядеть маленьким и безобидным?
– Все-таки я тебя провожу, – решил я.
Лера начала было возражать, но я устремился к двери, раздумывая о том, как бы избежать лишнего шума. Во что бы то ни стало надо выбраться на улицу, иначе грохот бьющихся зеркал, треск мебели и взрывы музыкальной электроники заглушат музыку, и ни в чем не виноватые люди не смогут больше танцевать.
Помахивая рукой над головой, как звезда эстрады, покидающая сцену после десятого выхода на «бис», я шагнул к двери, но обиженный тотчас преградил мне дорогу.
– Так что ты там про кефир говорил? – спросил он.
– Давай выйдем, и я тебе объясню, – пообещал я.
– Пошел вон, а то схлопочешь по глобусу! – добавила Лера из-за моей спины.
Парень ухмыльнулся и сделал шаг в сторону, пропуская меня. Свитер здорово сковывал мои движения, и я сомневался в том, что мне удастся успокоить соперника одним ударом. Мы вышли под звездное небо. Полная луна сияла над горами, освещая ледники голубоватым светом. От легкого морозца поскрипывал снег. В свете фонарей затаились роскошные ели. Казалось, деревья спят, как лошади, стоя.
Лера подобрала обломок лыжной палки, намереваясь принять активное участие в споре про кефир. Я отошел подальше от дверей клуба, чтобы не нанести заведению крупный ущерб. Парень, следующий за мной, притих. Возможно, он уже пожалел, что позволил мне выйти на улицу, и чувствовал себя здесь беззащитным. Но замять конфликт ему мешала то ли гордость, то ли еще какая-нибудь химера, от которых часто страдают вспыльчивые и глупые парни.