— Ты ошибаешься, — не обидевшись, ответил Аркадий Федорович. — Этой девице остались верны миллионы. Только не все имеют мужество в этом сознаться.

— Неужели вы в самом деле думаете, что это кому-то может нравиться?

— Я уверен в этом, Кирилл! — Он стал крутить никелированную ручку кофемолки. — Только хочу немного оговориться. Нравится, может быть, не весло, не старомодные трусики и не ее грубоватые ножки в ботинках. Люди, скажем так, зрелого возраста балдеют от ассоциаций, которые вызывает эта статуя. Как старая музыка, фильмы, вкус забытой еды, которую часто ели в молодости. Ассоциативная память, дорогой мой, самая сильная и объемная — это доказано психологами. Воспоминания о прошлом почти всем доставляют удовольствие, независимо от того, много или мало в действительности было там радостных событий, — таково свойство нашей памяти. И чем больше будет предметов, «звоночков», вызывающих ответную реакцию памяти, тем лучше и комфортнее чувствует себя человек.

Я рассматривал руку девушки, сжимавшую весло. Такой рукой она запросто свалила бы меня на землю.

— И что, покупают их у вас?

— Еще как! В основном санатории, где отдыхают люди постарше. — Демчук вытряхнул молотый кофе в джезву. — Но мы, кажется, не о том говорим. Ты ко мне по делу или так, потрепаться?

— По делу, Аркадий Федорович.

— Кирилл Вацура всегда приходит по делу, — хмыкнул скульптор, высоко над мангалом поднимая джезву с бурлящей коричневой пеной. — Никогда не зайдешь ко мне просто так. Из-за этого я немного чувствую себя бездельником.

Я хотел ответить, что завидую его возможности заниматься творчеством и не думать о многочисленных проблемах, но промолчал. Мы пили кофе из крохотных керамических чашек. Демчук не торопил меня. Он был человеком сдержанным, энергичным, но не суетливым, поэтому в жизни всюду успевал.

— Вы смогли бы вылепить мою физиономию? — спросил я.

Аркадий Федорович рассмеялся. Он не ожидал такого вопроса.

— Ты хочешь установить себе при жизни памятник?

— Можно сказать, что так.

— Ты хочешь бюст или скульптуру в полный рост?

Я призадумался. Надо было как-то сформулировать свою просьбу, не рассказывая того, о чем нельзя было говорить. Это неожиданно оказалось для меня непростым делом.

— Видите ли, мне надо… — Я сделал вид, что отпиваю кофе из чашечки, хотя она была уже пуста. — В общем, мне нужен мой двойник. Такой, чтобы в вечерних сумерках за двадцать шагов нельзя было заметить, что морда у него не живая, а гипсовая.

Аркадий Федорович взглянул на меня с любопытством. Потом заглянул в чашечку, стал наклонять ее из стороны в сторону, чтобы кофейная гуща налипла на стенки.

— Я так понимаю, — сказал он после недолгой паузы, — что ты хочешь кого-то надуть?

— Вы отгадали.

— Но видишь ли, в чем проблема. Гипсовую морду невозможно принять за живое лицо. Разве что в сильном подпитии. Она ведь будет белой, как облако.

— А если ее раскрасить масляными красками?

— Раскрасить? — Демчук задумался. — А если раскрасить, то, пожалуй, можно. Но это будет что-то среднее между скульптурой и живописью… Ну хорошо. Допустим, вылеплю я твою голову, раскрашу. И что ты будешь с ней дальше делать?

— Мне нужен будет какой-нибудь каркас, на который я эту голову и прицеплю. А сверху надену костюм.

— А как придашь форму рукам и ногам? Наполнение какое у тебя будет? Без наполнения сразу будет видно, что это костюм на вешалке, а не человек.

— Наполнение? — Я пожал плечами. — Может быть, песком?

Демчук покачал головой.

— Нет, это так не делается. Ничего у тебя не выйдет. Розыгрыш не получится… Если, конечно, ты в самом деле решил разыграть, а не…

Он не договорил и стал рассматривать узоры на следах кофейной гущи. Демчук ждал от меня откровенности. Он дал мне ясно понять, что ничем не сможет помочь, если я внятно не объясню ему, для чего мне нужна такая кукла.

— Я не столько хочу разыграть кого-то, сколько спасти свою жизнь, — объяснил я. — По мне будут стрелять… Пусть лучше уж по гипсовому, чем по живому.

Демчук поднял глаза.

— Ты по-прежнему играешь в опасные игры, Кирилл?

— Увы, Аркадий Федорович.

— Не лучше ли вообще обойти опасное место, чем совать туда куклу?

— Конечно, лучше было бы обойти. Но тогда меня пристрелят в другом месте.

Демчук стал ходить среди своих безмолвных шедевров.

— И как срочно тебе нужна такая фигура?

— Завтра к восьми вечера… Я вам заплачу, сколько потребуете.

Демчук покачал головой.

— Нет, с тебя я денег не возьму. Ты мне потом отработаешь своей головой. Она у тебя светлая… Ну-ка подойди!

Он протянул руку и коснулся пальцами моего подбородка, повернул голову в одну сторону, потом в другую, изучая мой фейс.

— Хороший череп, — сказал он.

— Вы находите?

— Только стрижка коротковата. У меня таких париков нет… Да ладно, что-нибудь придумаем. Пойдем-ка в дом.

Мы вошли в комнату, которая мало чем отличалась от двора. Аркадий Федорович усадил меня в глубокое кресло, запрокинул голову назад, зачесал волосы наверх. Затем я услышал, как он наливает в таз воду.

— Не дергайся, — предупредил он. — Не у стоматолога.

Мне на лицо легла теплая влажная марля.

26

Наверное, все же не стоило отказываться от помощи Демчука, которую он мне предлагал. Время — всего седьмой час, и вряд ли человек Гурули приедет сюда с таким «ефрейторским зазором». У разбитого пьедестала сейчас было достаточно безопасно и безлюдно, и Демчук, будь он со мной, спокойно и без мата собрал бы чучело. У меня же, как назло, все получалось из рук вон плохо. Проволочный каркас, пока я нес его, погнулся, и фигура моего двойника стала какой-то дегенеративной. Пришлось расстегивать все пуговицы на костюме, снимать пиджак и брюки с каркаса и выпрямлять проволоку.

Потом, как меня научил Демчук, я брал из стопки старые газеты, разворачивал, комкал и набивал ими рукава и штанины костюма, придавая им объем. Целый час я провозился за кустарником на склоне, ведущем к морю, и когда водрузил раскрашенную гипсовую голову на стержень и осмотрел своего двойника, то мне стало так плохо, что я даже тихо застонал. Опершись о ветку, передо мной стоял какой-то урод в костюме, с распухшими руками и ногами, впалой грудью и плоским задом. Физиономия его, наполовину скрытая большими черными очками и рыжеватым чубом, зачесанным на лоб, лоснилась, словно ее намазали салом, и отсвечивала неестественным бронзовым загаром, как будто он только что вернулся из зоны испытания ядерного оружия. Если он действительно похож на меня, то мне следует поменьше бывать на людях и не пугать их своей омерзительной рожей.