Утро было тяжелым и ленивым. Рваные куски тумана нависли над виноградниками. Террасы, подпирая одна другую, поднимались в серое мучнистое небо. Старик в черном плаще и с посохом в руке гнал дюжину бойких козочек по каменистой тропе. Мелодично позвякивали колокольчики. Я любовался этим пейзажем через вентиляционное окошко в душевой, где плескался под струей холодной воды. С профессором мы встретились во дворе. Я растирался полотенцем, а он выполнял приседания, вытягивая руки вперед, «по науке», вдыхая и выдыхая.
– Как спалось? – спросил он меня, и я заметил его быстрый и внимательный взгляд: по тому, как я отвечу и какое у меня будет выражение на лице, профессор намеревался выяснить степень моей искренности.
– Так себе, – честно признался я.
– Я тоже неважно спал.
Завтракали мы в простенькой харчевне, обустроенной на открытой веранде жилого дома. Профессор показал пример правильного питания и заказал козьего сыра и творога с изюмом. Я же привык по утрам потреблять углеводную пищу, чтобы потом было где взяться силам для подвигов, и с аппетитом умял тарелку паэльи, этакий испанский вариант узбекского плова.
– Возьмешь в аренду машину, – поставил мне задачу профессор.
Нацепив очки и пристроив органайзер между тарелок и чашек, он изучал список дел и телефонных номеров. Я рассматривал его цельный профиль и представлял его за кафедрой в лекционном зале. Для кого-то этот человек – вредный и дотошный «препод», от которого зависит успеваемость, диплом и, возможно, будущая карьера; к нему надо подбирать «ключик», знать особенности его характера, улавливать изменения в настроении, когда он «добрый», а когда «не в духе», заучивать наизусть произнесенные им сакраментальные фразы, и лицемерить, и лебезить перед ним. А для меня он – своенравный и скрытный старик, которого я опекаю как маленького ребенка на опасных аттракционах, придерживаю его за руку, слежу, чтобы не упал в канализационный люк, не схватил за хвост собаку, не полез на дерево и не попал под машину. Интересно получается: я и студенты смотрим на одного и того же человека, а видим разное. Каждый выбирает из многогранного образа то, что его задевает лично.
– Мы поедем в клуб? – спросил я.
– Обязательно…
Не отрываясь, он читал свои записи.
– Меня давно беспокоит вопрос, – сказал я. – Богатых чудаков, вроде ваших старушек с фарфоровыми зубами, на свете не так уж и много. А вот специалистов в области литературы и лингвистики… (Профессор взглянул на меня с высокомерным удивлением, мол, кто это там посмел судить о специалистах в области лингвистики?) Неужели у вас нет конкурентов, желающих тоже читать миллионершам лекции и получать за это большие деньги?
– Нет, – коротко ответил профессор.
– Странно, – ответил я. – Ведь это, по-моему, нехлопотное и прибыльное дело.
– Кесарю – кесарево, – сказал профессор. – Лингвистов моего уровня на планете – единицы. А богатые старушки все же не окончательно выжили из ума, чтобы ходить на лекции к шарлатанам.
– Я вовсе не хотел умалить ваших достоинств, – поспешил объясниться я. – Я пытаюсь выяснить мотивы, которые вынуждают преступников желать вашей смерти.
– Что за человек! – вздохнул профессор, снял очки и посмотрел в туманную даль. – Возьмет да испортит настроение с самого утра… Ты не хочешь сегодня вылететь обратно?
– Нет, не хочу. У меня тут еще много работы.
Профессор долго смотрел мне в глаза, и я почувствовал себя так, словно в меня прицелились из двустволки.
– Уж не запала ли тебе в душу моя бывшая соседка? – спросил он голосом врача, подозревающего у пациента венерическую болезнь.
– Возможно, – уклончиво ответил я.
Профессор поцокал языком и покачал головой.
– Ой, Кирилл! Слепой ты, что ли? Разве не понял до сих пор, кто такая эта Яна Ненаглядкина? Наглая, необразованная, вульгарная…
– Извините, профессор, – перебил я его, – но позвольте мне самому сделать выводы об этой девушке.
– Ну-ну, – ответил профессор и снова погрузился в свои дела.
Водить машину по мадридским улицам стало для меня настоящим наказанием. Профессор поторапливал, заставляя меня нервничать, но чем больше он поторапливал, тем чаще мы залипали в пробках, в которых даже нашей маленькой итальянской «Уно» было тесно. Вдобавок шел промозглый мелкий дождь, щетки работали плохо, и сквозь мутное стекло я видел только красные пятна габаритных огней, обступивших нас повсюду; эти огни напоминали мне волчью стаю, сжимающую кольцо окружения.
Клуб любителей восточной поэзии находился где-то в старой части города, в довольно мрачном бедном квартале, где тесно лепились друг к другу серые обветшалые дома с обвалившейся штукатуркой, с темными окнами, среди которых не было двух одинаковых, с подъездами и арками, из которых тянуло сырым сквозняком, пахнущим бедностью и старостью.
Профессор попросил остановиться у тяжелой металлической двери с лаконичной табличкой, на которой был нарисован зеленый пегас. Крылатая лошадь была единственным признаком того, что за дверью, оснащенной кодовым замком, обитает поэтический дух.
– Жди меня в машине и никуда не отлучайся! – распорядился профессор, выходя наружу.
– Надеюсь, в клубе достаточно безопасно? – спросил я.
– Достаточно.
Профессор поднял воротник плаща, шагнул к двери и ввел код. Клацнул электрозамок. Я успел увидеть крутую лестницу, ведущую в подвал.
Тут мне посигналили сзади. Улочка была настолько узкой, что обогнать меня можно было лишь наехав на тротуар, но там громоздились мусорные баки. Я убедился, что профессор благополучно скрылся за дверью, и на малой скорости покатил дальше в поисках паркинга.
Очень скоро я нашел свободное место напротив кондитерской лавки. Едва я заехал передними колесами на тротуарный бордюр, как увидел прямо перед собой синий микроавтобус – тот самый, который увез Яну. Сердце мое заколотилось в предвкушении важного и значительного события, которое обязательно должно было изменить вялый ход моего расследования. Я припарковался вплотную к микроавтобусу. Похоже, он уже давно мокнул под дождем, и его крыша и стекла были покрыты капельными пупырышками. Внутри, похоже, не было никого.
Я вышел наружу и взглянул на номер микроавтобуса. Не ошибся, это тот самый. Прильнул к ветровому стеклу. На одном из сидений я разглядел стопку тонких брошюр, обложку которых украшал рисунок девушки в длинном шелковом платке и с кувшином на плече. Больше ничего интересного. Я разглядывал потертые сиденья, гадая, на каком из них сидела Яна в своем малиновом пальто… Мне очень хотелось забраться внутрь микроавтобуса и недолго побыть там одному, представляя себе худенькое лицо с запавшими щеками…
Я вернулся в «Уно», дал задний ход, выкручивая руль до упора. Остановился, потуже затянул ручник. Теперь моя машина перегораживала микроавтобусу выезд задним ходом. Вперед он тоже не сможет проехать, так как капот упирается в стену дома. Сколько уничижительных испанских слов и выражений полетит в мой адрес! Какие сочные, пробирающие до дрожи эпитеты! Зато я взял его на короткий поводок – хоть и может лаять, но никуда не денется.