Сначала всплыли звуки. Кто-то долго и монотонно говорил, будто читал лекцию, голос становился то громче, то тише, но я не мог разобрать ни одного слова, хотя звучали они отчетливо. Затем присоединились другие голоса, смешались в единый хор – женские, детские, хриплые, страшные, смеющиеся. Я не мог ничего разобрать, как ни старался, и сам стал что-то бубнить, переспрашивать, убеждать. Потом я увидел свет, надо мной качались ветки деревьев, наплывали и исчезали, как дорожные знаки, незнакомые лица. Меня качало, и казалось, что я снова в Крыму, лежу на корме «Арго», его паруса упруги от свежего ветра, форштевень режет волну, и меня несет куда-то вдаль, но у меня нет сил встать и ухватиться за румпель. Потом я услышал голос Валери. Он врезался в сознание из какого-то холодного мира, наполненного болью и дурнотой; я пытался снова вернуться на «Арго», сделал над собой усилие, но неприятные ощущения не прошли, а даже усилились, и я почувствовал, что лежу на чем-то холодном, меня трясет от озноба. «Идиот! – кричала Валери. – Мокрушник! Тебе на скотобойне работать!» Я не видел ее, перед глазами все еще стояла плотная матовая пелена, и я пытался спросить ее, за что она ругает меня, но язык не слушался, и я лишь негромко простонал. «Он запоминал дорогу, – ответил мужской голос, и я узнал картавого. – Ничего, оклемается». – «Если с ним что-нибудь случится, мы тебя кастрируем», – сказала Валери. «Испугала!»… Потом я опустился под воду, и звуки больше не тревожили меня. Стало тепло, и я кувыркался в тихом море, то опускаясь к самому дну, то поднимаясь к поверхности. И так продолжалось долго-долго, целую вечность.
А потом как-то сразу я понял, что пришел в себя. Я лежал на диване, накрытый какой-то мохнатой одеждой, в сумрачной комнате с маленькими подслеповатыми окошками. Было тихо, лишь монотонно, на одной ноте зудела жирная муха, настойчиво пытаясь пролететь через стекло. Кроме дивана, в комнате стояла печь-«буржуйка» и огромный ящик или сундук, поверх которого одна на другой громоздились подушки.
Я вытянул из-под дубленки руку и провел ею по голове. Сначала мне показалось, что на ней надета спортивная шапочка, но это оказалась бинтовая повязка. Слегка надавил на нее пальцами. Боли не было.
Привстал, откинул дубленку в сторону. Я был в своей одежде, даже куртку с меня не сняли. Тело было влажным, кажется, меня перегрели. Я встал, опустил ноги, нащупал кроссовки.
Где я? Как долго пробыл без сознания? Где Валери? Мысли были вязкими, словно залипли в меду. Мне не хотелось сейчас решать свои проблемы, не хотелось вообще думать. Я подковылял к мутному окну, пригнулся, с ненавистью глядя на обезумевшую муху. За окном – темный двор, серый «жигуленок», тенью мелькнул низкорослый человек.
Я подошел к двери, ладонями растирая подпухшее лицо. Повязка сползла, полоска бинта закрыла мне один глаз, и я, чертыхнувшись, сорвал ее с головы и кинул под ноги. На темечке волосы слиплись в комок, будто мне на голову вылили клей, прощупывается шишка, покрытая засохшей корочкой. Кажется, ничего страшного, хотя картавый, должно быть, двинул по балде довольно сильно.
Я слегка приоткрыл дверь. Комната, освещенная торшером. Диван, журнальный столик с чайником и пиалами. Валери в узких джинсах и белом свитере сидит за столиком, покачивая ножкой. Волосы сзади перетянуты резинкой, мягко сплетенная коса спадает за воротник. В руке – пиала, над ней – парок. Рядом с ней – средних лет мужчина с большой залысиной и черной, аккуратно подстриженной бородкой. Они увидели меня и замолчали.
– Наконец-то! – воскликнула Валери, вскочила с дивана и подошла ко мне. – Зачем ты снял повязку? Не больно? – Она, поднявшись на цыпочки, посмотрела на мою макушку и осторожно провела ладонью по волосам, потом взяла меня за руку и подвела к столику. – Садись, сейчас я тебя покормлю, спаситель ты мой.
– Ты хорошо выглядишь, – ответил я. – Надо почаще попадать в заложницы.
– Тоже мне скажешь, хорошо выгляжу! Эти злодеи меня тут почти не кормили.
Я сел на стул напротив них. Валери плеснула мне чаю в пиалу, пододвинула тарелку с бутербродами.
– А где же злодеи? – спросил я. – Простите, – обратился я к мужчине с бородкой, – вы случайно не злодей?
Мужчина отрицательно покачал головой, поставил пиалу на стол и скрестил руки на груди.
– Я адвокат.
– А-а, адвокат Рамазанов! – закивал я. – Очень приятно с вами встретиться. Не ожидал, честно говоря, но так даже лучше, сюрпризом, так сказать… Ну что ж, потерпевшая на месте, адвокат здесь же, картавый злодей, если не ошибаюсь, где-то рядом, и я, так сказать, свежетрахнутый по голове освободитель. Полный набор, марьяж! Кто побежит за бутылкой?
Очень кстати зашел в комнату картавый. Увидев меня, расплылся в улыбке.
– Оклемался, динозаврик? Головушка бо-бо?.. А мне пальчиком грозили, говорили, что ты можешь теперича дурачком стать. Но, кажись, ничего, интеллектик наружу пробивается.
Кажется, я вполне гармонично включился в этот идиотский спектакль, который здесь разыгрывался, и неплохо сымпровизировал. От первого удара в солнечное сплетение картавый согнулся вдвое, и тогда в его физиономию крепко впечаталось мое колено. Его подкинуло, он мешком повалился на пол, но я приподнял его за воротник куртки и несколько раз постучал его головой о входную дверь.
Адвокат и Валери спокойно наблюдали за тем, как я сбрасываю нервное напряжение.
– Неплохо вы его отделали, – сказал Рамазанов, когда я снова сел за стол.
– Следующий на очереди вы.
Адвокат промолчал, плеснул себе чаю, поднес пиалу к губам. Валери тронула меня за плечо:
– Я хочу с тобой поговорить.
– Убери руки, – попросил я и дернул плечом.
– Он взволнован, – сказал адвокат. – У него невроз мщения. Он думает сейчас о том, как перевернуть стол, опустить его на мою голову, выскочить во двор… Это скоро пройдет.
Пошатываясь, к столику подошел картавый, сел рядом с Валери, долго тер голову и челюсть, размазывая кровь по щекам.
– Я твой должник, динозаврик, – пробурчал он. – Жаль, что тебя нельзя сейчас хлопнуть.
– Выйди и умойся, – сказал адвокат.
Картавый засопел, встал с дивана и вышел из комнаты.
– Мразь. Убийца и мразь, – сказал адвокат. – Этот человек в самом деле заслуживает такого обращения.
– Вы заслуживаете лучшего? – спросил я.
Адвокат поднял брови, отпил глоток.
– Заслуживаю? Нет, я никогда не думал о том, чего я заслуживаю. Вопрос в другом: чего я требую от окружающих меня людей, какую манеру общения я терплю с их стороны.
– А меня вы терпите?
– Пока да.
– Напрасно. Мне почему-то кажется, что вы очень скоро физически не сможете вынести меня.
– Что вы говорите! Никогда бы не подумал.
– А я сам себя с трудом узнаю. Прямо перерождаюсь на глазах. От общения с вами, например, у меня начинаются нестерпимые позывы на рвоту. А потому требую, чтобы ваша физиономия как можно быстрее исчезла из поля моего зрения.