Отец Агап сделал паузу и вытер рукавом взмокший лоб.
– Скажу откровенно, Кирилл Андреевич, я в ту минуту подумал, что пришло время мне предстать перед судом божьим. Я, поверьте, не теряя достоинства, прошу: дайте помолиться перед смертью. А этот, усатый, смеется и что-то отвечает, вроде как: «Потом помолишься!» Этот язык я не очень понимаю, особенно когда скороговоркой. Вывели меня во двор. Я, щурясь от яркого света, смотрю по сторонам и не понимаю, что происходит. Вокруг дома человек пять мужчин ходят, все при оружии, все сквернословят, кости этому злодею перемывают. Я так понял, что они его искали, но никак найти не могли. Ставни на всех этажах распахнуты, оттуда подушки распоротые вылетают, кругом перья, мусор! А этот, усатый, меня в спину толкает и говорит: иди, мол, батюшка, покуда цел, и весь год молись за своего спасителя и проклинай этого иуду. И вы можете себе представить? Я на ватных ногах выхожу со двора, иду по лесной дороге вниз, и меня никто не останавливает и никто не стреляет в спину! Видимо, этот сатана чем-то здорово насолил тем хлопцам…
– Постойте! – поморщился я. – Какой сатана? Вы о ком говорите?
– Как? – изумленно глянул на меня батюшка. – Вы разве не поняли? Я ведь узнал его по голосу, когда меня с повязкой на глазах в гараж вели.
– Кого «его»?! – теряя терпение, крикнул я. – Вы прямо сказать можете?!
Батюшка, словно издеваясь, медлил с ответом. Медленно покачивая головой, он прошептал:
– Тогда я вам не завидую, Кирилл Андреевич. Я думал, что вам все давно известно. А раз так… Каждый человек, который сталкивается с силой сатаны, переживает адские муки.
– Лада, сделай что-нибудь! – взмолился я. – А то я за себя не отвечаю!
Лада не шелохнулась. Батюшка привстал, словно опасался, что известие, которое он готовился мне преподнести, выплеснется из меня сатанинской силой.
– Это он, – шепотом произнес батюшка, не сводя с меня своих широко раскрытых глаз, и я почувствовал, как от приближающегося ужаса мурашки побежали по спине. – Тот, кто принял образ живого, хоть от него разило мертвечиной… Кто в ту ночь разбил стеклянную стену, а потом похитил Марину. Растлитель, антихрист, нелюдь, вышедший на белый свет утопленник… Олег Ковальский его зовут.
Лада растворила в стакане с водой две таблетки шипучего аспирина и дала мне выпить. Батюшка поменял на моем лбу компресс. Ничего не помогало. Мозги продолжали закручиваться в спираль.
– Лучше бы он меня пристрелил, – простонал я. – Усы наклеил, ментовскую форму надел… А я мучился, вспомнить не мог его рожу!
– Я так виноват перед вами, Кирилл Андреевич! – покаялся батюшка.
– Да идите вы со своей виной! – крикнул я, срывая со лба компресс. – Вы жертва религиозного фанатизма! Вы утопили истину в своей безудержной вере в Спасителя!
– Не богохульствуйте, Кирилл Андреевич, – виноватым голосом произнес батюшка.
– Да ладно вам! Нашли хулителя в моем лице! Да если бы вы в ту ночь рассказали нам, что стекло выбил Олег, все сложилось бы по-иному! Это была редчайшая удача, что именно в ту ночь вы пошли спать в бар! И преступник этого не знал! Он разбивал стекло с полной уверенностью, что никто его не увидит! А вы, как набожная бабка, заладили одно и то же: «Сатана! Сатана!»
– Простите, бога ради…
– Да не прощу я вас! – метал я гром и молнии. – Почему вы мне не рассказали, что Олег все время изменял своей жене с Мариной? А? Я вас спрашиваю!
– Я вам говорил, что девушка по незнанию законов божьих питает к Олегу чувства, – испуганным голосом прошептал батюшка. – Я выдал вам тайну ее исповеди…
– Да какие чувства! Какая, к чертовой матери, исповедь! Это лапша на уши, а не исповедь! – заорал я, скривив лицо. – Эта была обыкновенная плотская, сексуальная связь двух заговорщиков, а вы подали мне ее как маленькое заблуждение безгрешной овечки, которая позволила себе разок вздохнуть по чужому мужу! Вы же не раз видели, как Олег выходил из номера Марины! Неужели вы думали, что они там псалмы читали?!
– Ох, Кирилл Андреевич!..
– Кирилл Андреевич, Кирилл Андреевич! – жутким голосом передразнил я. – Укрывали преступников, а они, пользуясь божьей ширмой, творили свои черные дела!
– Бог здесь вовсе ни при чем, – заметил батюшка.
– Да! Бог здесь ни при чем! – рявкнул я. – Но истории известно уж слишком много примеров, когда под его знамением творятся преступления! А вы на все это закрываете глаза и бабьим голоском распеваете молитвы!
– Помилуйте, Кирилл Андреевич…
Кажется, я сорвался с цепи. Лада встала со стула, подошла ко мне и взяла за руку, словно хотела сосчитать пульс, но на самом деле она безмолвно просила меня успокоиться. Я метался на кровати. На чистой повязке проступило красное пятнышко.
– Марина не могла, – бормотал батюшка. – Она светлый и добрый человек…
– Да ладно вам! – перебил я его. – Ваш светлый и добрый человек всадил мне пулю в руку. Метила скорее всего в голову, но, к счастью, промахнулась.
– Марину одурманили сатанинским зельем, – упрямо гнул свое отец Агап. – Но господь отвел от вас беду.
Я уже раскрыл рот, чтобы преподать батюшке урок научного атеизма, но Лада снова крепко сжала мне запястье.
– Хватит ссориться, – сказала она. – Возможно, батюшка прав. Откуда нам известно, что Олег делал с Мариной, когда она попала в его руки?
– Да-да, ведь мы ничего не знаем, – поддакнул отец Агап, почуяв в Ладе своего союзника.
– Черт с вами! – устало махнул я рукой. – Пусть будет по-вашему. Это ж какой хитрый гад! – снова вспомнил я Олега. – Обвел нас вокруг пальца. Что ж получается? Его жена захлебнулась, а он выплыл? Не сам ли он придушил ее под водой?
– Не надо гадать, – посоветовала Лада. – Лучше давайте думать о том, как нам вырвать Курахова из его лап.
– Ты еще надеешься что-то изменить? – Я скептически глянул на Ладу.
– Стоило ехать сюда, чтобы вот так отказаться от борьбы?
– Приятно иметь дело с такими целеустремленными личностями!
Я покосился на священника. Лицо батюшки покрылось сетью страдальческих морщин. На него жалко было смотреть. Довольно, подумал я и, стараясь, чтобы от моего лица исходили теплые волны, глянул на отца Агапа.
– Нет худа без добра, батюшка, – сказал я умиротворенно. – Вы хоть и мутили воду, но зато выяснили, где находится логово этого оборотня.
– Это верно! – с жаром заговорил батюшка, преисполненный великой благодарностью за то, что я сменил гнев на милость и разглядел его достоинства. – Я помню каждую тропку, каждое дерево! Я доведу вас туда с закрытыми глазами!
– Закрытых глаз больше не надо, – мягко возразил я. – В таком месте, наоборот, смотреть надо будет в четыре глаза. Жаль, на всех у нас всего один мой «регент».