В это же время недалеко от них, в каких-нибудь четырех станциях метро, поднимался из подземки охранник венецианского кладбища Витторио. Лицо охранника было смертельно бледным, глаза наполнены страхом. Два часа назад он прилетел в Рим легкомоторным самолетом местных авиалиний, взял такси и попросил отвезти его на via Bovio, где по утрам собирались скупщики антиквариата. Настроение у него было чудесным до тех пор, пока водитель не включил приемник. Как раз в это время передавали хронику криминальных происшествий. Витторио прислушался и едва сдержал крик. Диктор рассказывал, что на одном из кладбищ Венеции, в склепе легендарного полководца Бартоломео Коллеоне, обнаружены следы взлома. Никаких подробностей более не сообщалось.
Перепуганный Витторио попросил остановить у ближайшей станции метро. Некоторое время он мотался по веткам подземки из конца в конец. Чувствовал он себя ужасно. Произошла катастрофа, и его спокойная размеренная жизнь хрустнула, словно старая дощечка. Витторио переходил из вагона в вагон, кругами блуждал по подземным галереям, ежеминутно меняя направление, часто останавливался, якобы для того чтобы перевязать шнурок, воровато оглядывался и кидал настороженные взгляды на пассажиров, стараясь угадать идущего за ним сыщика. Спортивная сумка, которая болталась на его плече, казалась ему необыкновенно тяжелой, источающей опасность, как если бы в ней находилась бомба особой разрушительной силы. Выйдя на станции метро Lepanto, он поднялся наверх и пошел прямо по тенистой via le Giulio Cesare в сторону Тибра. Путь к берегу, густо поросшему деревьями и кустами, ему преградила набережная Микеланджело. Здесь не было пешеходного перехода, и Витторио свернул налево и прошел мимо высотных домов-башен до «зебры». Прохожих тут было мало, но именно потому Витторио чувствовал здесь себя особенно неуютно. Он поминутно оглядывался, причем делал это резко, как бы неожиданно для мнимого преследователя, но никого врасплох не заставал.
«Как все нехорошо получилось!» – думал охранник и непроизвольно сдавливал сумку локтем, желая убедиться, что камни по-прежнему лежат там, не выпали по дороге и никем не были похищены. Временами он расслаблялся и, усмехнувшись, мысленно говорил себе, что он делает из мухи слона и никто за ним не следит, потому как его никто и ни в чем не может заподозрить.
Витторио с содроганием вспоминал все детали вчерашнего происшествия: как он дождался сумерек и, вооружившись каминной лопаткой с крепкой металлической рукояткой, вернулся в склеп Бартоломео Коллеоне. Там, превозмогая суеверный страх и стараясь не смотреть на испорченные останки, кое-как поставил гранитную крышку гробницы на место и, уже выходя наверх, нашел еще один камень . Витторио понял, что это система , что ему надо внимательно осмотреть дорожку, ведущую к выходу. Освещая фонариком впереди себя, он двинулся к центральным воротам и рядом с клумбой нашел третий камень .
Странные предметы он долго рассматривал в дежурном помещении, запершись на замок и задернув на окнах шторы. Камни были похожи, как близнецы, и все-таки имелись различия. Каждое было размером чуть меньше куриного яйца, поверхность тщательно отшлифована, одна половинка была идеально гладкой, выпуклой, а вторая стесана. На этой, стесанной половинке имелся выступающий кант, по форме напоминающий искривленную каплю. При большом воображении ее можно было принять за условное изображение плывущего кита.
На этом сходство камней заканчивалось. А различались они замысловатыми, такими же рельефными рисунками, размещенными внутри «капли», но вот только трудно было сказать, на что были похожи несимметричные пересечения геометрических фигур и линий.
«Надо полагать, – думал Витторио, разглядывая камни под светом настольной лампы, – что все это лежало в гробнице. Вандалы достали их, а потом увидели, что это не золото и не серебро, и бросили на бегу. Должно быть, это что-то ритуальное…»
Первой его мыслью было доложить утром директору кладбища о происшествии и составить акт передачи ритуальной утвари. Желание поскорее поставить начальство в известность и тем самым избавиться от гнетущей неизвестности было столь сильно, что Витторио едва не позвонил директору домой.
«Однако не стоит торопиться, – подумал он, и рука его, уже обхватившая телефонную трубку, замерла. – Кто еще, кроме меня, видел, что гробница была вскрыта? Никто. Я все поставил на место, никаких следов взлома не осталось… Так зачем признаваться? Всякий факт вандализма на кладбище – это минус мне. Пойдут упреки: «Почему плохо смотрел? почему не задержал злоумышленников? а может быть, ты был пьян?»
Витторио решительно убрал руку с аппарата. Нет, не будет он докладывать директору о происшествии ни сейчас, ни завтра утром. Во-первых, это закончится серьезной выволочкой. Не исключено, что Витторио лишат премии или, не дай бог, уволят со службы. А камешки отберут и снова положат их в гробницу. И никому они не достанутся, ни Витторио, ни музею, ни частным коллекционерам. А ведь камешки, должно быть, дорогие. Интересно, сколько за них дадут антиквары?
Витторио снова разложил камни под настольной лампой и стал ими любоваться. Сама судьба дала ему редкий шанс разбогатеть, а он еще колеблется! И если посмотреть на все это с точки зрения справедливости, то Витторио склеп не взламывал, крышку гробницы не сдвигал и ничего оттуда не брал. Он не украл эти камни. Он их нашел. И теперь имеет полное моральное право продать их. Если верить слухам, то «черные» антиквары в Риме платят просто безумные деньги за всякие археологические безделушки.
Новая идея завела его не на шутку. Витторио ходил по дежурному помещению из угла в угол и от волнения потирал вспотевшие ладони. Сколько за эти камни могут заплатить? Если Коллеоне умер в Средние века, значит, этим камешкам больше пятисот лет! Полтысячи! Даже если за каждый год – десять евро, то вот уже пять тысяч набегает.
Надо сказать, Витторио не был силен в истории, хотя время от времени проявлял к ней интерес и не брезговал новыми знаниями. Бывало, он подходил к какой-нибудь группе экскурсантов, становился рядышком и, делая вид, что следит за порядком, слушал, о чем говорил экскурсовод. Иногда приносил на дежурство фотоаппарат и фотографировался рядом со старинными склепами. Потом снимки высылал родственникам, проживающим в глухой горной провинции. И подписывал: «А это я рядом с могилой Джузеппе Верди». Или так: «Слева от меня – склеп Тициана». Иногда его вообще заносило: «У моих ног покоится сам Юлий Цезарь!» Родственники не догадывались, что Витторио врет как сивый мерин, они историей, в отличие от него, вообще не интересовались.
Ночью Витторио почти не спал, хотя по инструкции ему разрешалось подремать на топчане, не раздеваясь, с двух до четырех часов ночи. На него потоком лились сладкие мечты. «А вдруг эти камни бесценны? – думал он. – Что, если археологи уже много лет мечтают их отыскать, а мне они вот так просто попались под ноги? И вдруг каждый из них потянет на миллион евро?» От этой версии у него учащенно забилось сердце, и о крепком сне уже не могло быть и речи.
Ближе к утру мечты о богатстве несколько подпортили навязчивые мысли о полицейском участке, допросах и следственной камере. Витторио ходил вокруг телефона, и червь сомнения грыз его. Может, не стоит рисковать? Честное имя и чистая совесть дороже даже миллиона евро. Но едва охранник поднял трубку, желание говорить с директором тотчас пропадало. «Он наверняка спросит, – думал Витторио, – почему я не позвонил вчера, когда узнал о вандализме. А что я ему отвечу? Конечно, директор сразу заподозрит неладное. Поздно. Отступать уже некуда».