– Таких специалистов, как я, – пробормотал он недовольно, – по пальцам пересчитать можно. И мы заслуживаем значительно большего уважения…
Эксперт нахмурился, но продолжил искать справочник, правда, уже без прежнего энтузиазма – не было зрителя, а вершить чудо наедине с самим собой, открывая истину, было грустно и неинтересно. Наконец он нашел нужную книгу, сдул с нее пыль, с хлопком кинул ее на стол и раскрыл посредине. И тут в двери раздался звонок. «Быстро же он обернулся!» – подумал обрадованный эксперт и поспешил в прихожую.
Но это оказался вовсе не молодой человек, а дама среднего возраста в темном костюме и длинной юбке. Шляпка с закругленными краями прикрывала верхнюю часть ее лица. Обеими руками дама прижимала к себе сумочку.
– Ага! – догадался эксперт. – Вы, должно быть, помощница того синьора?
Дама не ответила, но подтвердила догадку эксперта легким кивком. Эксперт увидел в ней еще одного благодарного слушателя.
– Проходите! – засуетился он, устремляясь в кабинет. – Правда, у меня тут немножко не убрано… Может, приготовить вам кофе? Или желаете вина?
Дама ничего не желала, во всяком случае, она не высказала никаких пожеланий. Эксперт занял свое место у высокого стола и начал все сначала:
– Что я могу вам сказать… Со всей очевидностью заявляю, что эта печать принадлежала некоему итальянскому вельможе…
– Пожалуйста, назовите мне имя, – сдержанно перебила его дама.
Опять его лишают удовольствия! Хоть Адриано и обещал заплатить за консультацию, все же не деньги главное, а признание таланта, уникальности. Специалистов его уровня на всей земле осталось всего ничего…
– Должен обратить ваше внимание, – снова заговорил эксперт, – что торговые итальянские поселения в Причерноморье стали результатом отнюдь не вооруженного вторжения, а…
– Имя! – жестче повторила дама.
Какое неприятное у нее лицо! И глаза пустые, холодные. И что-то еще в ней отталкивало…
Эксперт потянул носом, пытаясь определить, почему эта женщина производила на него такое нехорошее впечатление, и вдруг ему стало как-то нехорошо. Он опустил взгляд и стал быстро листать справочник. Никакого желания красоваться перед этой женщиной уже не было. Он назовет ей имя, и пусть она поскорее уходит. А с Адриано он потом сдерет двести… нет, триста евро! Это уникальная экспертиза, и она стоит больших денег.
Эксперт нашел в справочнике геральдические изображения всадников, какие использовались на личных печатях консулов. Положил письмо на страницу, чтобы легче было сличать…
– Ну вот, – произнес он. – Полное совпадение. Вторая половина пятнадцатого века, генуэзская колония в Крыму, крепость в Солдайе… Так что, уважаемая синьора, это письмо было написано ее последним консулом, благочестивым Христофоро ди Негро. Об этом человеке я могу рассказать вам…
– Не надо, – перебила дама.
Она открыла сумочку. «Рассчитаться хочет! – подумал эксперт. – Пусть гонит четыреста…»
Он так и не понял, что за предмет она достала. Мать Анисья выстрелила эксперту в голову почти в упор и поморщилась от того, что брызги попали ей в лицо. Глядя на распростертое неподвижное тело, она протерла пистолет платком и кинула его эксперту на грудь. Затем бросила туда же кожаные перчатки Влада.
«Уваров мне больше не нужен, – подумала она. – Пусть протухает в тюрьме. А мне пора на самолет. Остались сутки. Всего сутки…»
Прокуратор ходил вокруг Жезу, с любопытством рассматривая его хитон, босые ноги, жилистую шею, землисто-темную от пустынного загара. «Он совсем не боится. Он ждет. Он хорошо знает, о чем мы будем с ним говорить…»
– Я, наверное, ошибаюсь, – произнес прокуратор, останавливаясь напротив Жезу. – Но мне показалось, что ты искал со мной встречи.
– Ты не ошибаешься, – ответил Жезу.
– Что ж, – Понтий Пилат остановился и скрестил на груди руки. – Говори.
Жезу медленно повернул голову, посмотрел на центуриона, стоящего у ближайшей колонны, а затем вопросительно взглянул на Пилата. Он негласно спрашивал у наместника, не пожалеет ли он, что это живое олицетворение могущественной власти кесаря станет свидетелем их разговора.
Понтий Пилат то ли кивнул, то ли посмотрел себе под ноги и снова пошел вокруг Жезу, словно хищник, выжидающий удобного для нападения момента. Говорить с Пилатом – уже честь, но говорить с ним наедине – величайшая уступка со стороны наместника. «Он уже ставит мне условие, – подумал Пилат, с любопытством поглядывая на Жезу. – И я, конечно, выполню его. Потому что это человек необыкновенный. И он нужен мне… Я думаю, что нужен».
Он поднял руку – сухую, истонченную руку, изуродованную шрамом от удара копья, слабо шевельнул пальцами, и центурион, эта могучая кровавая статуя, пришел в движение. Шевельнулись округлые мышцы под бронзовым нагрудником, напоминающим чешуйки броненосца; матово сверкнул scutum, овальный щит, обитый бронзовым кантом и острым навершием; из-под аттического шлема сверкнули безразличные, жемчужно-холодные, жестокие глаза, и в покорном согласии качнулись на нем перья. Центурион вышел, но казалось, что он остался на месте, и лишь работой сильных ног сдвинул прочь от себя, как бесполезную пока вещицу, резиденцию наместника, этот мраморно-белый куб, чем-то напоминающий огромную клетку для птицы.
Теперь Пилат смотрел на Жезу требовательно и жестоко. Он пошел на маленькую уступку, но был готов покрыть ее сторицей.
– Я разделяю твои мучительные сомнения, – сказал Жезу. – Префекту преторианской гвардии Луцию Элию Сеяну не избежать гражданской войны, ибо тех, кто готов его поддержать после покушения на Тиберия, слишком мало.
Понтий не отвел взгляда. Седые брови дрогнули, и в глазах прокуратора, словно слезы, проступила печаль.
– Того, что ты сказал, уже достаточно, чтобы тебя убить.
– А что тебе даст моя смерть? Тебе ли сейчас тратиться по пустякам?
– И что ты еще знаешь? – Понтий улыбнулся, но улыбка была не настоящая.
– Ты думаешь о деньгах. Ты должен заплатить своим легионерам, чтобы они пошли за тобой в Рим. А легионерам нужно много денег, потому что в Иудее им лучше, чем в Риме. Снова взять из корвана ты уже не можешь, потому что об этом станет известно в сенате, и заговор будет раскрыт. И отказать Сеяну в поддержке у тебя не хватит сил… Мостик, по которому ты идешь, очень хрупкий, и ты не видишь другого берега.
Пилат недолго молчал.
– Это все, что ты хотел сказать мне?
– Этого достаточно, прокуратор.
– Тебе или мне?
– Нам обоим.
– Обоим? У тебя хватает смелости видеть нас вместе? – Пилат посмотрел себе под ноги. – Место рядом со мной навсегда занято моей тенью. Тебя давно били, бродяга?
– Мою тень бьют каждый день. И мне очень печально по этому поводу.