Этот дом был как две капли воды похож на тот, в котором Пузырьков только что побывал. Палисадник, веранда, занавешенные пестрыми шторами окна. В ворота уткнулся круглыми «глазками» голубой «Рено». Пузырьков открыл замок ключом, который дал ему директор аптеки, и зашел внутрь.
Типичное убранство дачного дома: старая разношерстная мебель, скрипучие двери, запах свежих стружек, символизирующий перманентно продолжающийся ремонт, на гвоздях и крючках – огромное количество изрядно поношенной одежды всех фасонов и эпох.
Пузырьков зашел в комнату, с порога посмотрел на разложенный диван, застеленный легким одеялом, на книжный шкаф с нетронутой пылью на полках, на телевизор без ручек, с замотанной изолентой антенной… На тумбе, которая, должно быть, служила Ломсадзе столом, веером лежало с десяток полароидных фотографий. Качество было ужасное, с трудом можно было различить черты лица красноглазого невысокого человека в красной майке и белых шортах, который в позе атлета демонстрировал мускулы. Все снимки были сделаны в одном ракурсе, причем голова Левана на всех фотографиях чуть-чуть не входила в кадр. Видимо, начальник охраны фотографировал сам себя, при помощи автоспуска.
Пузырьков снова почувствовал нахлынувшую на него слабость от неуверенности в себе. И он опять, как делал всегда в подобных случаях, обратился к своим молитвам, которые впитал в свою великолепную память еще в студенческие годы. «С тактической точки зрения обыск в помещении целесообразно начинать с наиболее вероятных мест обнаружения искомых объектов…», «следователь не вправе поддаваться влиянию внешнего впечатления от обстановки обыскиваемого помещения, отступать при первых неудачах…» Криминалистика! Великая наука! Спаси и сохрани…
Понимая, что прокурор за подобное самоуправство по голове его не погладит, Пузырьков тем не менее решительно снял пиджак, засучил рукава рубашки и опустился на колени. Посмотрел под диваном, заглянул под шкаф, провел по давно не мытому полу рукой («Следователь не должен отказываться от обследования «неудобных» мест – сырого подвала, дымохода, гнушаться грязной работы в пыли, мусоре…»). Он, двигаясь ползком, исследовал каждый угол, затем поднялся на ноги и принялся прощупывать и осматривать «второй ярус». Разворошил постель, перевернул подушки, снял со стола скатерть, сдвинул занавески и провел рукой по подоконникам. Затем выпрямился во весь свой невеликий рост и принялся за шкаф («Проверяя предметы мебели, следует вначале подвергать исследованию содержащиеся в них предметы и документы…»).
На «плечиках» висели выходной костюм и камуфляжная куртка с брюками. Пузырьков сначала проверил карманы пиджака, нашел и сложил на столе горстку мелочи и шариковую ручку. Он работал добросовестно, как учили, строго следуя методике, словно готовился свалить всю вину за неудачу, которая уже дышала ему в затылок, на учебники, преподавателей и на всю систему образования. Он прощупал все швы, воротник, обшлага рукавов, после чего перешел на камуфляжную куртку, в которой Ломсадзе был на службе накануне своего исчезновения. Снова мелочь, снова авторучка, водительские права и… и сложенный листок, вырванный, должно быть, из записной книжки.
Пузырьков подошел к окну, развернул его. Там было написано: «52–67 ЦРН». Наверное, это номер машины. Причем номер старого образца. Листок не выглядит шероховатым, потрепанным, как бывает, если его долго носят в кармане. Лощеный, уголки ровные, когда разворачиваешь – хрустит. Значит, Ломсадзе сунул в карман этот листок недавно. Может быть, в свой последний рабочий день.
Пузырьков сел в кресло у телефонного столика, поднял трубку и позвонил своему оперуполномоченному.
– Юра! Узнай, пожалуйста, в отделе ДПС, на чье имя зарегистрирована машина с номером пятьдесят два – шестьдесят семь, ЦРН. И позвони мне. Я на даче Ломсадзе.
«Ничего интересного не будет, – готовил он себя, сидя в кресле и ожидая звонка. – Мало ли, чей номер он записал. Машина друга, на которой они укатили на рыбалку. Или машина родственников, которой надо сделать техосмотр…»
От звонка он вздрогнул и быстро снял трубку.
– Федор Иванович?.. Сообщаю по поводу машины. Это «УАЗ» шестьдесят седьмого года выпуска, находится в служебном пользовании, записан на киностудию «Эпоха». Кстати, та самая киностудия, которая фильм снимает на Приморском бульваре.
На Приморском бульваре… Пузырьков вспомнил, как путь его машине преградил подъемный кран. Та самая киностудия. Снимают боевик, в котором будут крушить бутафорные дома. В ста метрах от аптеки, той, куда в пятницу утром не пришел начальник охраны Леван Ломсадзе… Собственно, это информация почти нулевая. Почти нулевая…
– Юра! – произнес Пузырьков. – Там в оцеплении, по-моему, стоит вторая рота ДПС. Свяжись с ними, пусть узнают, где сейчас эта машина находится и кто за рулем… Жду!
Пустая трата времени. Ничего ценного он не узнает. Надо связываться с родственниками. А родственники в Сванетии, далеко в горах. Ответ из Министерства внутренних дел Грузии придется ждать месяц, а то и более. Потом Ломсадзе будет объявлен без вести пропавшим, ксерокопии его фото повесят под стекло во всех отделениях милиции… Безнадежный «висяк». Зря он уговорил прокурора отложить на пару дней операцию по захвату героина.
Звонок! Громкий, нервный сигнал! А вот голос Юры совсем спокойный, будничный. Водитель «УАЗа» – Владимир Некрасов, штатный светотехник киностудии. С нынешней пятницы на бюллетене, перекупался в море, слег с высокой температурой. Вместе со всей киносъемочной группой проживает в гостинице «Платан». Где машина, киношники точно не знают, возможно, припаркована на стоянке у гостиницы…
Пузырьков хоть и пессимист по натуре, но пессимист дотошный. Если вцепится – что бультерьер. Со своим потухшим взглядом и приглушенным негромким голосом он проверит все, что можно проверить. Сегодня суббота, опер хотел освободиться пораньше – намылился с тестем на рыбалку. Рыбалка – это, конечно, прекрасно, но, к сожалению, сегодня придется поработать.
– Быстро слетай в гостиницу, – сказал Пузырьков, – и узнай, на месте ли Некрасов. Оттуда сразу позвони мне. Если Некрасов на месте, жди меня в вестибюле. Да! Еще купи яблок и апельсинов, чтоб не с пустыми руками к больному идти.
Ожидая звонка, Пузырьков обыскал кухню и дровяной склад. Дотошный взгляд скользил по предметам, к которым прикасался человек, своим исчезновением задавший ему головоломку. Это напоминало работу археолога: Пузырьков как бы выкопал из-под земли осколки черепков, ржавые металлические предметы, обломки костей и ритуальных поделок. И теперь ему надо было сложить все эти фрагменты так, чтобы получилось нечто цельное и конкретное.
Голос оперуполномоченного казался далеким, на линии постоянно что-то трещало и шуршало, будто телефонная трубка была наполнена мышами и тараканами.
– Значит, докладываю! Некрасова у себя в номере нет. Дежурная говорит, что он сдал ключ в пятницу днем и с той минуты больше не появлялся. Машины на стоянке тоже нет. В книге учета у охранников значится, что «УАЗ» выехал в четверг поздно вечером…
Нет, пока еще ничего особенного. Пока только пустяки. И все же… все же… В один и тот же день, в пятницу, на работу не выходит и бесследно исчезает начальник охраны аптеки Ломсадзе; на работу не выходит по причине болезни и исчезает из гостиницы светотехник Некрасов; на работу не выходит по причине отпуска и исчезает из дома менеджер аптеки Мира Безуглова. Начиная с этого дня, ни сотрудники, ни соседи этих людей не видели. В кармане форменной куртки Ломсадзе оказывается листок с номером исчезнувшего «УАЗа»…