– Конечно! – немедленно подтвердила Ирэн и честными глазами взглянула на меня, призывая подтвердить этот факт.
Врач хлопнула в ладоши и покачала головой.
– Вот ведь как повезло! – произнесла она.
– Еще надо разобраться, – со скрытым скептицизмом заметил ее коллега с фонендоскопом на шее, – повезло или нет…
Так, болтая о всякой чепухе, мы доехали до больницы. Нас проводили в приемное отделение, где, по случаю неординарности и масштабности события, собралось необыкновенно много врачей. Прежде чем начать осмотр, нас с Ирэн попытались развести в разные кабинеты, по поводу чего Ирэн категорически возразила, снова заявив, что мы являемся законными супругами и уже давно перестали как интересоваться наготой друг друга, так и стыдиться ее.
– А вы ничего не путаете? – усомнился пожилой врач с лысой яйцевидной головой, читая медицинское заключение, составленное спасателями на теплоходе. – Здесь сказано, что вы оба страдаете тяжелой формой амнезии и не можете вспомнить свои фамилии.
– Да, фамилии не помню! – смело заявила Ирэн. – Но то, что этот мужчина – мой муж, уверена абсолютно! Сколько раз я целовала эти губы! Сколько раз просыпалась утром, лежа на его волосатой груди! Сколько раз я чувствовала в своей ладони его…
– Ну, хорошо, хорошо! – перебил ее лысый и повернулся ко мне. – А вы уверены, что это ваша жена?
Я не обладал такой бурной фантазией и красноречием, чтобы с ходу выдать врачу про то, как много раз я засыпал на этой женщине или как часто, возвратившись домой под утро, ощущал на своей щеке ее звонкую пощечину. Поэтому ограничился лишь тем, что молча кивнул и вдобавок почему-то развел руками. Сейчас меня мало волновало другое. Я почти физически ощущал опасность, исходящую от окруживших меня врачей.
– Снимите, пожалуйста, рубашку, – попросил врач.
Я взялся за нижний край рубашки и с подозрением оглядел толпу в белых халатах. Мне показалось, что взгляды у врачей недобрые. Особенно настораживало меня то, что все они, как один, держали руки в карманах халатов. Одному бесу было известно, что они там прятали – пистолеты или ножи? А может быть, шприцы, заряженные цианистым калием?
– Скажите, – спросил я у лысого врача, – а все эти люди действительно медики?
Врач вскинул голову, повернулся на стуле, посмотрел на своих коллег, а затем на меня. Мне привиделся в его взгляде замаскированный профессиональный интерес.
– А что, у вас есть по этому поводу какие-то сомнения? – спросил он.
Я кивнул. Врач кашлянул, нахмурил брови и произнес по-латыни какое-то длинное слово, наверное, медицинский термин, отчего толпа в белых халатах оживилась и непроизвольно отпрянула от меня ближе к двери.
Осматривали нас с Ирэн недолго. Я удивился, что такая концентрация врачей не смогла выявить у нас злостную симуляцию. Если не считать уже вполне затянувшейся раны на моей руке, то диагноз мне и Ирэн поставили совершенно одинаковый, словно был написан под копирку: нервное истощение и легкая степень переохлаждения в связи с долгим пребыванием в воде.
Нас поместили в отделение интенсивной терапии, в двухместную палату с видом на парк. Было уже поздно, на ужин мы опоздали, и Ирэн, лежа на койке, стала вслух мечтать о гороховом супе и шашлыке. Я же метался от окна к двери и при этом гремел матросскими ботинками по потертому линолеуму. Я чувствовал себя в мышеловке.
– Успокойся, – посоветовала мне Ирэн и широко зевнула. Голос ее постепенно становился вялым и сонным. – Мы запрем дверь, как следует выспимся, а утром позавтракаем и убежим через окно. Давай поспим немного, ладно?.. Здесь так уютно… У меня нет уже никаких сил…
Я подошел к двери. В ней не только замочной скважины не было, но даже ручки, при помощи которой можно было бы запереться шваброй. Я тоже очень хотел спать, глаза мои слипались, но воля и разум еще подчинялись мне. Я прекрасно понимал, что если махну на все рукой и завалюсь на койку, то могу уже никогда не проснуться. Убийца вряд ли успокоится в эту ночь. Его намерения разделаться с нами еще тогда, на море, выглядели весьма серьезно. То, что мы остались живы, наверняка вызовет в нем бурю злобы. И его не остановят хлипкие больничные двери. При помощи полотенца он может устроить нам обоим асфиксию головного мозга. При помощи ножа – вскрытие сонной артерии. При помощи пистолета – сквозное отверстие в черепной коробке. Или еще проще, еще прозаичней: накинет белый халат на плечи, возьмет шприц с ядом и…
– Ирэн! – позвал я.
В ответ я услышал тихое ровное сопение. Она спала. Разбудить? Силой вывести из палаты, заставить незаметно выйти из больницы, поймать такси, подъехать к морю и провести остаток ночи на пляжных топчанах?
Этого было бы достаточно, чтобы избежать почти гарантированной смерти. Но бегство из больницы перечеркнуло бы редкую возможность познакомиться с убийцей ближе. Когда еще выпадет такой шанс – почти наверняка знать, что он придет, и заранее подготовиться к встрече с ним?
Я вышел в сумрачный коридор, освещенный только лампой на столе дежурной медсестры, свернул на лестницу и спустился на первый этаж, в приемное отделение. Белые халаты растаяли, как первый снег. В смотровом кабинете за партией в нарды коротали время два дежурных врача.
Распахнув двери, я выбежал на улицу. К проходной усталой походкой медленно шел лысый врач, и его обтянутый желтой кожей череп призрачно светился в лучах луны.
– Это вы? – удивился он, когда я догнал его и взял за руку. – Что-нибудь случилось?
– У меня к вам большая просьба, – как можно тише и спокойнее сказал я, но мое частое дыхание выдавало волнение. – Если вы назначили нам с женой какие-либо процедуры, то очень прошу вас отменить их.
– Отменить? – Врач вскинул вверх брови. – Но почему? Я назначил вам всего пару уколов, которые приведут в порядок ваши нервы и повысят иммунитет.
– Отмените все назначения, – твердо повторил я.
– Вы меня удивляете, – признался врач. – Почему вы отказываетесь лечиться?
– Тотальная непереносимость лекарств! – выпалил я.
– Так не бывает, – тотчас опроверг меня врач, но, не желая провоцировать меня на новую ложь, пожал плечами и холодно заметил: – Впрочем, это ваше право – принимать лекарства или нет. Никто не будет вас насиловать. Скажете медсестре, что отказываетесь от уколов.
Считая, что проблема решена, он повернулся к проходной, но я снова схватил его за руку.
– Нет, доктор, нет! – зашептал я. – Я хочу, чтобы вы персонально, своим личным указанием отменили все назначенные нам процедуры.
– Это для вас так принципиально?
– Крайне принципиально! – подтвердил я.
Врач вздохнул. Ему не хотелось возвращаться в больницу, которая за долгие годы врачевания ему осточертела. Он уже думал о квартире, о диване и традиционных ста граммах армянского коньяка.