Ожидание снова растянулось почти на минуту, но на этот раз трубку все же сняли. Ответил мужской голос. Спокойный голос с лондонским акцентом. Голос человека, которому не о чем волноваться. И он определенно не принадлежал парню со светлыми волосами, моему вчерашнему знакомому.
— А, неуловимый мистер Поуп, — сказал я, надеясь, что не ошибся. — Сегодня у вас и голос другой. — На другом конце едва слышно вздохнули, и я понял, что попал в точку. Самая лучшая тактика в такой ситуации — наступать и не отдавать инициативу. — Нам нужно встретиться, но теперь уже без фокусов. Я видел вашу фотографию и знаю, как вы выглядите, так что не присылайте двойника. И не трудитесь созваниваться с приятелями. В прошлый раз у них ничего не получилось. Хотите остаться целым и невредимым и выйти из этой ситуации без ущерба для здоровья, дайте мне нужную информацию. И не тяните. Встретимся через час. В пять пятнадцать. На Чаринг-кросс-роуд есть паб, называется «Кембридж армс». Неподалеку от театра «Палас». Приходите один.
— Я не в Лондоне, — торопливо сказал он. — И очень далеко от города.
— Тогда вам нужно сильно постараться и найти способ побыстрее вернуться. У вас в запасе один час, это не обсуждается. — Поуп попытался протестовать, но я оборвал его: — И не надейтесь, что вам удастся от меня избавиться. Если не придете, я сам приду к вам. Найти вас нетрудно, потому что мне известно, где вы живете. Грантли-Корт, 22, не так ли? Милый, кстати, домик. Все. Это ваш последний шанс. На вашем месте я бы им воспользовался. Понятно?
Долгая пауза закончилась вполне оправданным, но совершенно глупым вопросом:
— Откуда мне знать, что вы не попытаетесь меня убить?
— «Кембридж армс» находится чуть ли не в центре Уэст-Энда. Там всегда полным-полно людей. Я ничего не смогу сделать вам, но и вы ничего не сделаете мне. Так что поторапливайтесь. В противном случае я подожгу ваш дом, и это будет только начало.
Сыграв в меру способностей роль крутого парня, я дал отбой, оборвав Поупа на полуслове, и продолжил наблюдение за домом, на случай если хозяин все же затаился там.
Я оставался на месте еще минут пятнадцать, не спуская глаз с передней двери, до которой было не больше двадцати ярдов, и зная, что если Поуп там, то ему надо пошевеливаться, чтобы успеть на встречу к пабу. Никто не вышел. Ничего не случилось. За четверть часа мимо прошла только одна машина. Прошла, остановилась у соседнего дома и изрыгнула содержимое: семейную пару с двумя детишками и малышом. И улица снова притихла. Постепенно поднялся ветер, гоня по вечернему небу рваные облака. Температура упала, и я поймал себя на том, что начинаю зябнуть. Потом заморосил дождик.
Я вышел из укрытия и быстро перешел на другую сторону улицы. Восьмифутовый деревянный забор, примыкавший к соседнему, блокировал доступ к задним дворикам обоих участков. Смутить неопытного, случайного воришку он, наверное, мог, но не серьезно настроенного грабителя. Меня он не остановил. Я подпрыгнул, ухватился обеими руками за верх, подтянулся и без лишнего шума перевалился на другую сторону.
Маленький квадратный задний дворик Поупа был наполовину выложен каменными плитами. От соседнего дома его отделяла почти непроходимая живая изгородь.
Наполовину поднятые жалюзи позволили заглянуть в ближайшее окно, за которым обнаружилась просторная и на удивление аккуратная кухня, выполнявшая также функции столовой. На крючках висели сияющие сковородки, на полках толпились чистенькие кастрюльки. Все блестело и радовало глаз. Просто выставка кухонного оборудования. Для человека, оказавшегося в непростой ситуации, Поуп держался стойко и, похоже, не позволял расслабляться ни себе, ни другим. Комнату освещал невидимый слабый источник под потолком, но дверь была закрыта, и признаков жизни не наблюдалось.
Теперь самое трудное: забраться в дом. Раньше люди почти не уделяли внимания охране жилища, ограничиваясь надежными замками и прочными ставнями, что значительно облегчало воровской промысел, но в последние два десятилетия кражи со взломом приобрели характер эпидемии, заставив население прибегать к более надежным мерам. Двери и окна укреплялись. Сигнализация стала обычным делом. Домовладельцы не покидали свои владения, не удостоверившись, что все заперто и закрыто, а охранная система включена. Жизнь простых домушников, как и угонщиков автомобилей, изменилась в худшую сторону, и сменяющие друг друга правительства неизменно указывали на тот факт, что благодаря их усилиям и принимаемым мерам общая преступность имеет тенденцию к снижению (они никогда не упоминали о том, что число насильственных преступлений неуклонно возрастает и что отчаявшиеся воришки все чаще избирают в качестве цели не собственность, а самих граждан). Тем не менее всегда находится идиот, который не слушает ничьих советов и поступает по-своему, и мне, похоже, повезло наткнуться на него.
Задняя дверь была заперта, но ключ торчал в замочной скважине с другой стороны. Я достал из кармана блокнот, вырвал чистую страницу, опустился на колени и подсунул его в щель между дверью и полом. В купленном накануне на Оксфорд-стрит швейцарском армейском ноже нашлась, помимо прочего, маленькая отвертка. Оставалось только покрутить отверткой в замочной скважине, чтобы вытолкнуть из нее ключ. Вся операция заняла десять секунд, да и то лишь потому, что я подрастерял навыки. Ключ упал на бумагу, я наклонился и вытащил листок. Оставалось только войти.
Я осторожно закрыл за собой дверь и в несколько шагов пересек кухню. В доме было тихо. Лес Поуп — если только не спрятался под кровать в надежде, что все проблемы решатся сами собой и без его участия — определенно отсутствовал.
У двери я остановился и снова прислушался — тишину ничто не нарушало. Но так продолжалось лишь до того, как я открыл дверь. Стоило мне сделать это, как один из сенсоров движения сработал, и по дому разнесся пронзительный металлический звон. Не обращая внимания на шум, я прошел в холл и щелкнул выключателем. Я знал, что мне нужно, и не собирался терять время.
Зазвонил телефон. Звонили, конечно, из диспетчерской охранной фирмы, в ведении которой находилась сигнализация. Не получив ответа, они позвонят в полицию, но меня это не беспокоило. У блюстителей порядка другие приоритеты, и спешить на такого рода происшествие никто не станет по той простой причине, что охранные системы нередко срабатывают из-за небрежности домовладельцев. По собственному опыту я знал, что в запасе у меня не меньше двадцати минут. Скорее, опасаться следовало соседей. Я посмотрел на часы и дал себе две минуты.
Кабинет находился в передней части дома. Я прошел туда и, прежде чем включить свет, задернул шторы. Большой, ручной работы письменный стол стоял у стены. Над ним висели книжные полки, заставленные аккуратными рядами пухлых томов. Книжные стеллажи занимали большую часть другой стены, тогда как третью украшали многочисленные фотографии в рамках. И на столе, и на полках царил идеальный порядок.
Ящики стола были заперты. Я торопливо перебрал бумаги в двух корзинах, помеченных ярлычками «Входящие» и «Исходящие», но не нашел ничего такого, что заслуживало бы внимания. Время поджимало. Я повернулся и скользнул взглядом по фотографиям на противоположной стене. На большинстве из них присутствовал один и тот же мужчина, скорее всего сам Лес Поуп. Либо Томбой давно не видел своего бывшего защитника, либо, что представлялось более вероятным, сознательно пытался скрыть от меня что-то, поскольку Поуп оказался крайне непривлекательным субъектом. Центральное место в этой фотогалерее занимал цветной снимок размером двенадцать на восемь, на котором рядом с адвокатом стоял знаменитый экс-футболист, лицо которого было мне знакомо, но имя выпало из памяти. Поуп широко улыбался, а вот футболист выглядел слегка смущенным и косился на пухлую руку, лежавшую на его плече. Спортсмену оставалось только посочувствовать — Поупу было сорок с небольшим, но тянул он на все пятьдесят с лишним. Наметившуюся лысину прикрывал клинышек намасленных, черных, с проседью, волос — отчаянная попытка остановить неизбежное; черты лица казались раздутыми и нечеткими, словно слепленными небрежно и наспех; губы напоминали вареные сосиски, а такого огромного, вздернутого и свернутого в сторону носа мне еще не встречалось. Все это уродство отчасти компенсировали глаза — большие, голубые, улыбающиеся.