— Мне она не понравилась, — сказал Малик, медленно пережевывая куриное мясо.
— Я догадался.
— На мой взгляд, ее заявления были слишком циничны. Как будто ее ничего не волнует.
— Про нас можно сказать то же самое. Каждый по-своему отгораживается от происходящего, чтобы не принимать все близко к сердцу. Это необходимо. Ведь она права, эти маленькие бестии просто неуправляемы.
— Нужна дисциплина, в этом все дело. — Малик наколол кусочек курицы на вилку. — Как думаете, кто-нибудь из них знает что-то важное?
— Что может помочь делу? Сомневаюсь. Мне кажется, было бы заметно, если бы кто-нибудь из них врал. Они плохие актеры.
— Жалко, что впустую потратили столько времени.
— Может, впустую, а может, и нет, — улыбнулся я.
Малик оставил эти слова без внимания и сменил тему:
— Я очень удивился сегодня, услышав предварительные выводы по делу.
— Ты о том, что не было следов насилия?
Малик кивнул.
— Сразу напрашивается вопрос: для чего же ее тогда убили?
Малик положил в рот последний кусочек курицы.
— Надо поговорить с ее сутенером.
К сожалению, у наших коллег дела обстояли не лучше. Вернувшись в участок, мы узнали, что Марка Уэллса не было дома, когда детектив Каппер и еще трое наших ребят заглянули к нему несколько часов назад. Детективам удалось узнать, что у него была девушка в Хайбери и он обычно проводил с ней много времени, но и там его не было. И ее, кстати, тоже. Теперь оба дома находились под постоянным наблюдением, всем патрульным машинам дали указание задержать Марка Уэллса, но пока его никто не видел.
В тот день я ушел с работы в четыре двадцать, сославшись на то, что мне якобы нужно к врачу (Малик выглядел обеспокоено и спросил, не случилось ли что-то серьезное; это заставило меня почувствовать себя виноватым). Расследованию было почти тридцать шесть часов, а у полиции была всего пара серьезных версий и подозреваемый, на вину которого не указывало никаких серьезных улик и у которого не было явных мотивов для убийства.
Говоря языком спортивных репортажей, большую часть пути нам, конечно же, еще только предстояло пройти. Но, как ни крути, старт у нас был не особенно вдохновляющий.
Я забрал чемоданчик на «Кингз-Кросс», принес его домой, пересчитал деньги (все было точно) и, отсчитав долю Данни, переложил ее в полиэтиленовый пакет и обмотал скотчем. Остальные деньги я спрятал в спальне. Потом нужно будет перенести их на хранение в сейф гостиницы в районе Бейсвотер, где лежало все, что я заработал нечестным путем. Когда-нибудь у меня наберется кругленькая сумма. Процентов на нее не набегает, но кучка постоянно увеличивается.
Я знаком с Данни уже почти восемь лет. Он брат девушки, с которой я когда-то встречался. Джин Ашкрофт — так ее звали — единственная из всех моих подружек не работала в полиции. Мы были вместе уже год, и казалось, что у нас все серьезно. Джин и я даже стали подыскивать квартиру, чтобы съехаться и жить вместе — раньше я ни с кем настолько не сближался. Я действительно очень любил ее. Но потом Данни все испортил. Не специально, конечно, но все же испортил. В те годы он промышлял чем-то вроде мошенничества. Неглупый парень из уважаемой семьи, он не работал и даже не мечтал о месте в какой-нибудь фирме. Гораздо больше его привлекало распространение наркотиков. Этот бизнес был проще и доходнее. Каким-то образом ему удавалось держать втайне от родных и даже от сестры свои противозаконные делишки, поэтому, когда одна из его мелких сделок сорвалась и его избили, для них это было потрясением.
Его восприятие мира представляло собой прекрасный образчик наивности среднего класса. При нем было полфунта амфитамина, который он должен был продать одному парню, а тот решил, что лучше украсть товар, чем покупать его, и подставил Данни. Когда мой друг шел к нему на квартиру, на лестничной площадке его встретили трое мужчин. Данни еще не заплатил за товар и поэтому не хотел просто так расставаться со своим добром. Последовала короткая драка, после которой Данни остался лежать в подъезде со сломанной челюстью, сотрясением мозга и дюжиной перебитых ребер. Пакет с амфитамином грабители вырвали из его искалеченных пальцев.
Данни выписали из больницы только через три недели. Если принять во внимание, что все лечение оплачивало государство, становится ясно, насколько серьезными были его повреждения. Эта ситуация только подлила масла в огонь. Отец Данни, по всей видимости, решил, что если драка произошла на моем участке, я должен был знать о занятиях его сына и положить им конец или по крайней мере рассказать обо всем мистеру и миссис Ашкрофт, поэтому он ополчился против меня. Мать Данни заняла ту же позицию, так как относилась к тому разряду людей, у которых нет собственного мнения. Я бы все это пережил без проблем, поскольку мне никогда не нравились родители Джин, но на этом история с Данни не закончилась.
Как только он вышел из больницы, ему захотелось отомстить обидчику. Ситуация для него была сложной вдвойне, потому что человек, который продал ему наркоту, тоже хотел своих денег. Данни нуждался в помощи, и я был единственным, кто мог сделать для него хоть что-то. Мы с Данни всегда неплохо ладили, и мне он искренне нравился, несмотря на то что у него не получалось скрывать от меня свои темные делишки с наркотиками.
Поэтому когда Данни попросил о помощи, я не смог отказать. Товар ему продал мелкий наркоторговец, достаточно было просто припугнуть его расследованием, чтобы он перестал быть проблемой. Оставался только парень, который сорвал сделку. Данни хотел устроить настоящую расправу, и то, что я, по его замыслу, должен был сделать, уже сложно было назвать помощью. Сам Данни был ростом метр шестьдесят, щуплого телосложения, поэтому едва ли смог бы постоять за себя. Он хотел, чтобы мы устроили такую же засаду и избили этого парня до полусмерти так же, как избили его, Данни, но я отговорил своего друга от этого плана. Даже не знаю, почему я согласился участвовать во всем этом. Мог бы просто посоветовать Данни потуже затянуть пояс и быть благодарным за то, что он теперь по крайней мере никому не должен денег за товар. Но я не сделал этого. Может быть, во мне заговорила гордость. Может быть, я хотел, чтобы Данни уважал меня.
В общем, я предложил компромисс. Двумя месяцами ранее я нашел около пятидесяти таблеток экстази во время обыска жилища одного из подозреваемых. А поскольку у того уже хватало провинностей, чтобы его можно было привлечь к суду, я положил таблетки себе в карман, подумав, что они могут когда-нибудь пригодиться. Я не собирался их продавать — даже в те дни поступали самые противоречивые сведения о воздействии этого наркотика, и мне не хотелось, чтобы кто-нибудь окочурился из-за меня. Я взял их, чтобы потом использовать в других целях — как средство, с помощью которого можно припереть к стене какого-нибудь преступника, когда не хватает улик. Я никому и никогда до этого ничего не подкидывал, но слышал о нескольких случаях и знал, что обычно это срабатывает, если все сделать аккуратно.