— Смерть наступила практически мгновенно, мистер Фокс, — ответил я. — Мириам не мучалась, в этом я совершенно уверен.
— В газетах было сказано только то, что она умерла от ножевых ранений.
— Это единственная деталь, которую мы сообщили прессе, — подтвердил я. — Им не стоит знать больше.
— Сколько раз он ее ударил? — спросил мистер Фокс.
— Мириам умерла от одной раны, — сказал я, умалчивая о нанесенных ей после смерти увечьях.
— За что? — глухо простонал он. — Знают ли эти убийцы, какую боль причиняют людям? Тем, кто остается жить?
Я страстно мечтал о сигарете, но мне даже не нужно было спрашивать, чтобы понять, что здесь не курят.
— Боюсь, многие из них даже не подозревают о том, что причиняют кому-то страдания. Если бы они знали, то дважды подумали бы, прежде чем делать подобные вещи, — проговорил я.
— Как вы считаете, этот мужчина… человек, который убил мою Мириам… он понимал, что делает?
Я вдруг вспомнил о семьях убитых мной таможенников и бухгалтера. Я знал, что делал. Всегда знал.
— Точно не могу вам сказать, мистер Фокс.
— Это не важно. Таких людей надо пристреливать, как собак. Я всегда считал смертный приговор неоправданной жестокостью. Думал, что цивилизованное общество не может убивать своих граждан вне зависимости от того, какие преступления они совершили. Но теперь… — Его лицо, которое я по-прежнему видел только в профиль, исказила ужасная боль. — Я бы сам спустил курок. Не задумываясь.
Прежде чем я успел произнести стандартную речь о том, что его чувства понятны, но в корне неправильны, к моему величайшему облегчению из кухни вернулась миссис Фокс. Ее муж угрюмо замолчал. По всей видимости, он всю неделю делился с ней подобными мыслями. Миссис Фокс села напротив мужа, так что мы оказались между ними, и налила нам чай.
— Мы приехали, — начал я, — чтобы рассказать вам о том, что выяснилось в ходе расследования, и обрисовать, как будут развиваться события в связи с тем, что мы задержали подозреваемого.
— Кто этот человек, которому предъявили обвинение? — спросила миссис Фокс.
Я рассказал ей, чем занимался Марк Уэллс и в каких отношениях состоял с ее покойной дочерью, стараясь не слишком вдаваться в детали. Пока не начался суд, офицеры полиции должны быть осторожны в своих высказываниях о деле, чтобы не навредить беспристрастному разбирательству.
— Думаете, это он убил Мириам? — спросила миссис Фокс, когда я закончил.
— Ублюдок, — прорычал ее муж. Миссис Фокс посмотрела на него с укоризной, хотя она скорее всего чувствовала то же самое.
Я не знал, что ответить, будучи уверен в виновности Уэллса только на пятьдесят процентов. Малик по дороге сюда признался мне, что верит в его виновность процентов на восемьдесят. Как и Нокс, он не мог предложить какого-либо альтернативного варианта, что и заставляло его склоняться в пользу официально выдвинутой версии.
Ответил Малик.
— Мы уверены, что это Уэллс. На сто процентов. Есть весомые улики, указывающие на то, что он был на месте преступления.
— Хорошо. Надеюсь, ему не вынесут оправдательный приговор. Это было бы слишком.
— Ни нам, ни суду присяжных не дано предвидеть будущее, — сказал я. — Мы лишь можем старательно выполнять свою работу. Не беспокойтесь, убийца обязательно получит по заслугам.
— Ублюдок, — снова выругался мистер Фокс. Полагаю, он имел в виду Уэллса, а не меня.
— Мистер Фокс, если Марка Уэллса признают виновным, он проведет большую часть своей жизни в тюрьме, — успокоил его Малик. — Мы сделаем все возможное, чтобы именно так и случилось.
— Этого мало. Сколько бы лет ему ни дали, за то, что он сделал, этого будет мало.
Надо же, как быстро свободомыслящие лейбористы меняют свою точку зрения на преступность, когда она вторгается в их жизнь! Сейчас мистер Фокс, казалось, готов был превратиться в борца за справедливость наподобие Чарльза Бронсона, только без пистолета и угроз.
Миссис Фокс посмотрела на мужа и ободряюще улыбнулась.
— Ну что ты, Мартин. Пора перестать плакать, слезами горю не поможешь.
Мистер Фокс ничего не ответил. Я отхлебнул из своей чашки и решил, что пора завершать наш визит. Но, прежде чем я успел произнести заключительную речь о том, что суд начнется нескоро и что мы будем держать их в курсе событий, миссис Фокс вдруг разрыдалась.
Малик и я сочувственно молчали. Мистер Фокс не изменил той позы, в которой просидел последние десять минут, глядя перед собой в одну точку. Конечно, его горе было безмерно, но иногда, как мне кажется, нужно взять себя в руки и быть сильным.
— Простите меня, — прошептала миссис Фокс, вытирая слезы платком.
Я стоически улыбнулся.
— Мы все понимаем. Это ужасная потеря, и вам нужно выплакаться.
— Я знаю. То же самое советовали и социальные работники.
— Не обращайте на нас внимания, — сказал Малик.
— Знаете, что самое тяжелое? — вдруг спросила она, глядя на нас с выражением полного отчаяния в глазах. — Думать, кем могла бы стать наша дочь, чего смогла бы достичь, если бы только осталась с нами. Мы так любили ее, а она взяла и ушла, чтобы умереть такой унизительной смертью в полном одиночестве. Почему? — Это был вопрос, которому суждено было остаться без ответа. — Почему она сбежала из дома, оставив нас одних?
— Дайана, перестань! — Мистер Фокс повернулся в своем кресле и гневно посмотрел на жену. Мы с Маликом притихли, удивленные его грубостью.
Постепенно выражение его лица смягчилось.
— Не надо об этом. Нет смысла повторять все это снова и снова.
Но миссис Фокс явно хотелось выговориться.
— Знаете, за три года, которые прошли с тех пор, как она сбежала, наша дочь ни разу не пыталась связаться с нами. Ни разу. Ни звонка, ни письма, чтобы успокоить нас и дать знать, что она жива и здорова. Ничего. Вы можете себе представить, как это больно?
— Некоторые улики позволяют нам предположить, что Мириам принимала сильнодействующие наркотики, — сказал я. — Часто люди в таком состоянии не способны адекватно оценивать, что важно, а что нет. Возможно, подобное произошло и с ней. Но это не значит, что она вас не любила. Просто наркотики повлияли на ее разум.
— Она могла позвонить, мистер Милн. Если не ради нас, то ради своей сестры. Хлое было всего двенадцать, когда Мириам ушла из дома. Она могла связаться хотя бы с сестрой.
— Дайана, перестань. Пожалуйста.
— Нет, Мартин. Я страдала не меньше, чем ты, и тоже имею право высказаться, — миссис Фокс снова повернулась к нам. — Я так скучаю по своей доченьке с того самого дня, как она ушла. Я любила ее больше всех на свете. Но все равно ее поступку нет оправдания. Превратить нашу жизнь, жизнь всей семьи в настоящий ад… это так эгоистично! Я любила Мириам, честное слово, но она была не подарок. Я понимаю, что, может быть, не должна говорить таких вещей, но это правда. Да, Мартин. Наша дочь была не подарок.