— Замолчи! — закричал мистер Фокс, и его изможденное лицо покраснело от гнева.
— Пожалуйста, мистер Фокс, успокойтесь, — вмешался я. — Ваша жена просто пытается рассказать о своих чувствах.
— Она не ведает, что говорит. Ведь это наша дочь, как вы не понимаете… — он схватился за голову руками и зарыдал.
Миссис Фокс смотрела на мужа. Ее губы сильно дрожали, она изо всех сил пыталась совладать с собой. В какой-то момент мне показалось, что ее взгляд полон презрения, но я мог и ошибиться.
Атмосфера в комнате была очень напряженная, у Малика на лбу даже выступил пот. Вот они, прелести работы в полиции, за которую нам платили меньше, чем менеджеру, торгующему стеклопакетами! Наконец я прервал молчание и в двух словах объяснил, как будет строиться наше общение в ближайшие два месяца: визит представителя суда, подготовка к предварительным слушаниям и так далее, но скорее всего родители Мириам меня не слушали. Они выглядели потерянными и несчастными, а отец Мириам по-прежнему избегал смотреть нам в глаза. Я поставил пустую чашку на стол и спросил, есть ли у мистера и миссис Фокс еще какие-нибудь вопросы.
После долгого молчания ответила миссис Фокс:
— Не думаю, детектив Милн. Спасибо, что вы пришли.
Мы все встали, включая мистера Фокса, который выглядел так, словно мог в любой момент упасть обратно в кресло.
— Можем ли мы для вас еще что-нибудь сделать?
— Нет, спасибо, нам помогают родственники и друзья, этого более чем достаточно.
— Очень хорошо. Постарайтесь чаще говорить с людьми о своих чувствах, — я посмотрел на мистера Фокса, но он отвел взгляд. — Беседа помогает.
Это была, конечно же, неправда. Будешь ты рассказывать о своем горе или нет, лучше не станет. Облегчение приходит из глубины души, а не от людей, которые тебя совсем не знают.
Мы попрощались и уже собрались уходить, как вдруг мистер Фокс кое-что вспомнил.
— Одну минуту. — Он повернулся к нам. — Вы же не сказали, почему этот человек убил Мириам.
К счастью, Малик первый нашелся, что ответить:
— Подозреваемый еще не признал свою вину, поэтому полной уверенности в том, что он убийца, у нас нет. Однако поскольку не было обнаружено следов сексуального насилия, мы предполагаем, что убийство произошло в результате спора между ним и жертвой, возникшего, вероятно, на почве денег или наркотиков.
Миссис Фокс покачала головой.
— Глупо убивать из-за такой ерунды.
— Никакая цель не оправдывает убийство, — заметил Малик. — Любое насилие такого рода оставляет после себя одинаковую боль.
Миссис Фокс слабо улыбнулась. Она проводила нас до входной двери и остановилась перед ней.
— Спасибо, что пришли. Поверьте, мы вам очень за это признательны, даже если у вас сложилось другое впечатление. И простите за то, что вам пришлось выслушивать все это. Нам сейчас так тяжело…
Мы еще раз заверили ее, что все понимаем и скрылись за дверью.
В нескольких милях от дома Фоксов мы заметили бар и остановились, чтобы пообедать. В помещении никого не было, кроме скучающего хозяина. Мы заказали выпивку и сели за столик в углу.
— Как тебе весь этот разговор? — спросил Малик, сделав глоток апельсинового сока.
Я понял, к чему он вел.
— Знаешь, мне показалось, что мистер Фокс считает себя виновным в чем-то.
— Да, мне это тоже пришло в голову. Как думаешь, между ним и Мириам… что-то было?
— Вполне вероятно. Такое случается во многих семьях, и богатых, и бедных. Если это правда, тогда многое в этой истории встает на свои места: становится понятно, почему девочка сбежала из дома, почему стала торговать собой и почему ни разу не позвонила родителям. Но мы можем и ошибаться. Возможно, что она действительно была трудным ребенком. Энн Тэйлор назвала Мириам настоящей сукой… Кто еще смог бы ни разу не позвонить маме или сестре за три года?
— Если так, тогда, возможно, у нас появляется мотив для убийства. Если у девчонки был скверный характер, а все указывает именно на это, ей ничего не стоило довести Уэллса до белого каления.
— Согласен.
— А потом он решил представить все как убийство на сексуальной почве.
— У этой версии, безусловно, есть право на существование.
— Но вы не верите в нее?
Я вздохнул:
— Слишком уж много вопросов остается без ответа. И эти вопросы не дают мне покоя. Например, почему Уэллс вернулся в квартиру Мириам.
— Может быть, он просто тупой. Таких полно среди людей его круга.
Я рассказал Малику о телефонных звонках.
— Получается, что Мириам Фокс и Карла Грэхем говорили по телефону как минимум пять раз в течение последних двух недель жизни Мириам. Я никак не могу понять, почему Карла солгала мне. Вероятно, она что-то скрывает.
— Думаете, это имеет отношение к убийству?
Я пожал плечами.
— Не знаю. Но мне кажется, здесь не все так просто…
— Говорил я вам, что Карла Грэхем темная лошадка. Я сразу это почувствовал. Что вы собираетесь делать с ней? Ведь Нокс ни за что не позволит продолжать расследование — у него есть Уэллс.
— Я попрошу ее о встрече. Найду предлог для разговора, а потом выложу все козыри.
— Уверены, что это единственная причина, по которой вы хотите увидеться с ней?
Я ответил ему испепеляющим взглядом.
— Да, единственная и основная.
— Что ж, потом расскажете, если сумеете что-то узнать. Но все же я считаю, что убийство — дело рук Уэллса.
Нам принесли еду. Мне — вчерашний салат с ветчиной, Малику — острое мясо с фасолью, которое больше походило на еду для собак. Хозяин угрюмо пожелал нам приятного аппетита, но у меня были серьезные опасения, что удовольствия от еды мы не получим.
— Не рассказывай никому о том, что я узнал о Карле Грэхем, — проговорил я, откусывая несвежий хлеб. — Каппер пронюхал, что я взял у Хансдона распечатки телефонных звонков Мириам Фокс, и велел оставить эту затею. Не хочу, чтобы он снова ко мне прицепился.
— Обещаю, что буду нем как рыба, — Малик серьезно посмотрел на меня. — Жаль, что инспектором назначили его, а не вас. Вы бы справились с этой работой в сто раз лучше.
— Это все политика, Азиф. Ты продвигаешься по службе, только если соблюдаешь правила игры.
— Так почему же вы не делаете этого, сержант? Прошу прощения, если я вмешиваюсь не в свое дело, но, по-моему, место детектива не для вас. Ваше призвание — управлять расследованием убийств, а не быть одним из винтиков в этой системе.
Сделав над собой усилие, я проглотил кусок ветчины и отодвинул от себя тарелку. Эта еда не показалась бы мне вкусной, даже если бы пришлось до этого голодать целую неделю.