Он спустился с моей помощью, сел за стол и водрузил на него знакомый мне графинчик из синего стекла.
– Завтра едем на охоту, – сказал он тоном приказа. – Душно мне здесь что-то стало.
Я попытался вежливо отказаться:
– Какой из меня охотник, Святослав Николаевич?
– Не варнакай! – осадил он меня. – Гончие обучены, сами зверя на засаду выведут. Место тебе определю. Твое дело сидеть тихо и вовремя пальнуть. Усвоил?
– Вовремя – это нетрудно, – ответил я. – Главное, с целью не ошибиться.
– Но-но! – погрозил мне пальцем Орлов и наполнил две серебряные стопки. – И еще, – добавил он, прежде чем выпить. – Приходил участковый. Они письмо из Непала получили.
– Наконец-то! – воскликнул я.
– Тебе надо будет прийти в отделение и дать показания инспектору Мухину, – продолжал князь. – Расскажешь всю легенду, но под протоколом не подписывайся. Скажешь, что сам еще точно не определился: наяву это видел или же тебе бредилось.
– Я понял, Святослав Николаевич.
– Ну, коль понял, – произнес князь, наполняя стопки по второму разу, – тогда рассказывай, с чем пришел? Не на гуляшки же, так ведь?
– «Монументу», который поставляет нам строительные материалы, больше верить нельзя, – ответил я, моля в уме бога, чтобы князь не стал проявлять дотошность.
– Это почему еще?
– У них очень высокие цены, – уклончиво ответил я.
– А кому тогда верить?
Я понял по интонации, что Орлов спрашивал у меня совета. Умудренного жизнью человека приходилось учить элементарным правилам поведения в стране мошенников.
– Я принесу вам рекламную газету со списком оптовых магазинов и строительных фирм. Выберите любую, напишите туда письмо с перечнем необходимых материалов. Обязательно укажите, что вам известны их розничные цены, и потребуйте серьезные скидки за то, что берете крупную оптовую партию и намерены рассчитаться наличными. Никакого обратного адреса не указывайте. Просите подготовить счет и ждать приезда курьера по имени Стас. И отправьте это письмо нарочным. Только не через Татьяну.
Князь поднялся с кресла, заложил руки за спину и принялся ходить вдоль книжных полок. Он запросто, не пригибая головы, проходил под стремянкой, как через высокие ворота.
– А через пару дней, – продолжал я, – проделайте все заново. Только обычным путем: пусть Татьяна отпечатает письмо на принтере, вы его подпишете, затем она отнесет его на почту. Через неделю в вашем абонементном ящике появится ответное письмо. Когда Татьяна принесет вам его, сравните с тем счетом, который принесу я. Разница в указанных суммах – это и есть тот гонорар, который намерен получить мошенник.
Князь долго молчал, прохаживаясь по кабинету и глядя под ноги, словно с интересом рассматривал паркетный узор.
– Барте, – наконец согласился он. – Я сделаю так, как ты сказал.
Я чувствовал, как из-под лохматых седых бровей старика пробивается пытливый умный взгляд, но делал вид, что рассматриваю корешки книг.
– Я могу идти, Святослав Николаевич?
– Добрый пес на ветер не лает, – произнес князь, останавливаясь у стола и поднимая стопку. – Но сдается мне, что ты занимаешься не своим делом… Да топай уж, что с тебя взять!
Я уже подошел к двери и взялся за тяжелую бронзовую ручку, как князь сказал мне в спину:
– Курьера за счетом я назначу сам. Так что забудь об этом.
По-моему, чем сильнее я катил бочку на Татьяну, тем меньше он мне доверял.
Рюмка водки разморила меня вконец, и, когда я очутился на улице, веки налились свинцовой тяжестью, а ноги стали казаться тяжелыми и непослушными, словно я шел по пояс в бурной полноводной реке. Я вышел на аллею, необыкновенно темную в это время суток, и побрел к себе.
Погода менялась. С юга шел теплый фронт, и порывистый ветер буйствовал в кронах деревьев. Они отряхивались, брызгаясь дождевой водой, и моя одежда быстро отсырела, несмотря на то, что я поднял воротник куртки и нахохлился, как голубь на вентиляционной решетке.
Я миновал полянку, на краю которой стоял грот, и уже был готов сойти с гаревой дорожки к своему дому, как вдруг решил все-таки заглянуть к Палычу и потрепаться с ним о предстоящей охоте. Желание переодеться в сухое и лечь в постель побороть было нетрудно, и я свернул к пруду, через который был перекинут горбатый мост.
Палыч был профессиональным кинологом из местного клуба собаководов, которого Орлов взял к себе на службу в числе первых. Приятный в общении мужик, ненавязчиво демонстрирующий свою житейскую мудрость, был высоким, худощавым и не по годам подвижным. Молочно-седые усы и такая же редкая прядь на лбу делали его лицо светлым и открытым. О собаках он мог рассказывать часами, причем рассказы эти никогда не были однообразны и скучны. Несмотря на искреннее желание увидеть этого человека, визит к нему был всего лишь поводом. А истинная цель поздней прогулки была другой. Я хотел попутно заглянуть в дом управляющего и убедиться, что Татьяна действительно переселилась в светелку, и, если повезет, узнать о ней что-нибудь новенькое.
Я пошел по скользким, потемневшим от сырости доскам моста, придерживаясь за белые пластиковые перила, которые строители накатали здесь несколько дней назад. Грязный, потемневший, уже утративший свою звонкую крепость лед из последних сил собирал и рассеивал вокруг себя слабый свет, и с середины моста я в деталях видел покатый берег, как бы прибитый ко льду пруда тонкими и стремительными вербовыми стволами.
Это было одно из красивейших мест в усадьбе, которое даже ранней весной, уродующей и пачкающей всякий среднерусский пейзаж, выглядело чарующе. Я, способный видеть и ценить красоту природы, увлекся нахлынувшими на меня сентиментальными чувствами и едва не прожег тлеющим окурком перчатку.
В глазах сразу будто потемнело. Остановившись как вкопанный, я смотрел на перила, за которые только что держался. Истлевшая почти на нуль сигарета лежала поверх бруса перил, распространяя вокруг едкий химический запах. Уголек по мере своего продвижения к фильтру проделал в пластике желтую оплавленную бороздку. Я щелчком сбил окурок на лед и посмотрел вокруг. Темный строй деревьев уже казался мне зловещим, а шум ветра в кронах – предвестником недоброго. Сам по себе окурок был малозначащим явлением. Если бы он валялся под ногами на дорожке, то его, закрыв глаза, можно было бы адресовать конюху, задержавшемуся в конюшнях накануне охоты дольше обычного. («Закрыв глаза» – потому, что конюх не курил, а во-вторых, никто из работников усадьбы не стал бы кидать мусор себе под ноги.) Но сигарета, прикуренная вовсе не для курения, а положенная на перила для тления, содержала в себе какой-то смысл, который, по всей видимости, предназначался мне.
Я сошел на берег, воспринимая окружающий меня мир уже иначе. Я внушил себе, что за мной следят, и стал верить в это. Чем ближе тропа подводила меня к дому Татьяны, тем большее любопытство вызывала во мне моя вечерняя прогулка. Уподобляясь герою компьютерной «бродилки», которому надо разгадать смысл всякой всячины, встречающейся на его пути, я пристально всматривался в темный бастион деревьев.