Расслабившись, охранник вразвалку подошел к водителю «Мерседеса» и пожал ему руку. Вспыхнул огонек зажигалки. Мужчины закурили. Я услышал негромкие голоса.
«Вот и хорошо, – подумал я, готовясь принести жертву ради истины. – Нет такой тайны, которую нельзя было бы купить у прислуг».
Вытащив бумажник, я раскрыл его и вывалил на сиденье все деньги, которые были в наличии. Рубли и монеты я сгреб и затолкал обратно в бумажник. Доллары разровнял на колене и пересчитал. Пятьсот. Эта сумма, по моим понятиям, в Араповом Поле способна была развязать язык кому угодно, в том числе главе городской администрации.
Я не стал далеко прятать купюры – дурной тон лезть в карман при вооруженном человеке, зажал деньги между пальцами и вышел из машины. «Мерседес» давал задний ход и тяжело прошуршал гравием мимо меня. Охранник увидел меня в тот момент, когда уже взялся за ручку калитки. Я подошел к нему, но не настолько близко, чтобы он начал видеть во мне боксерскую грушу или мишень. Остановился, протянул веер денег. Фонари давали достаточно света, чтобы охранник без труда определил сумму.
– Что надо? – спросил он.
Я продолжал стоять с протянутой рукой. Охранник сделал шаг ко мне и кончиком дубинки коснулся моей руки, затем прошелестел ею по купюрам.
– Ну и? – поторопил он меня.
– Кто твоя хозяйка?
Охранник мельком оглянулся, посмотрел по сторонам, кинул окурок под ноги, сплюнул и вдруг сильно сжал мое запястье.
– Оставь это лучше себе на лекарства, – посоветовал он, оттолкнул меня, повернулся и пошел к калитке.
«Сколько же она платит ему за молчание?» – дурея, подумал я.
Я зашел в дежурку – маленькую комнату с топчаном и телевизором, защищенную от внешнего мира бронированной дверью и пуленепробиваемым стеклом, какие бывают в пунктах обмена валюты, и взял телефонную трубку. Прошло не меньше пятнадцати минут с того момента, как сюда позвонил редактор газеты «Двинская заря» и попросил пригласить к аппарату меня. Охранник, принявший звонок, объяснил, что я нахожусь далеко и будет удобнее перезвонить минут через двадцать, на что редактор без колебаний ответил, что будет ждать на связи столько, сколько потребуется, хоть всю жизнь.
Этого человека я не знал и никогда с ним не встречался и потому даже предположить не мог, для чего понадобился ему.
– Здравствуйте, господин Ворохтин, – приветствовал он меня. – Извините, что оторвал вас от дел. Постараюсь не отнять у вас много времени. Дело, по которому я вам звоню, чрезвычайно важное, и я бы ни за что не осмелился…
Он так расшаркивался, так долго подходил к сути, что я быстро потерял терпение и поторопил его:
– Пожалуйста, давайте сразу о деле.
– Да, вы правы, правы! Я только что был в отделении милиции и там случайно узнал про вас. Боюсь ошибиться, но мне сказали, что вы как будто знаете… То есть у вас весьма своеобразная точка зрения на то, как… Словом, вы не вполне согласны, я бы сказал, не разделяете оптимизма Святослава Николаевича…
Он рожал мысли столь мучительно, что я начал нервно покусывать губы. Нестерпимо хотелось постучать трубкой по столу, чтобы быстрее вытряхнуть из нее застрявшие слова редактора.
– Ну что вы так тянете! Да, я считаю, что Родион был убит. И это не просто точка зрения, это убеждение. Какие еще вопросы?
– Пожалуйста, не сердитесь на меня! – заискивающе произнес редактор. – Я очень волнуюсь… Господин следователь познакомил меня с вашей версией, и я был словно молнией поражен. Значит, вы уверены, что убийца собирается изменить свою внешность и завладеть наследством Святослава Николаевича?
– Уверен.
– О-о, господин Ворохтин! – с облегчением протянул редактор. – Вы просто находка для меня. Ради всех святых, помогите мне! Я не от хорошей жизни обращаюсь к вам за помощью. Вы, конечно же, видели, что творится с нашими горожанами? Это безумие, согласитесь!..
– Как вас зовут? – перебил я его.
– Константин Юрьевич, – с затаенным испугом ответил редактор.
– Константин Юрьевич, – вежливо сказал я. – У меня в самом деле мало времени. Говорите, пожалуйста, быстро и по существу.
– Да, да, да, – затараторил редактор. – По существу! Я, конечно, виноват. Не надо было публиковать это проклятое «генеалогическое древо». Теперь я оказался крайним, половина города меня ненавидит, требует опровержения и публикации других версий о наследниках Святослава Николаевича. Из администрации мне уже пригрозили увольнением. Но я не могу, не имею права лгать, поймите меня! И вот, к счастью, я нашел выход…
Он сделал короткую паузу, чтобы набрать в грудь воздуха. Я переложил трубку на другое ухо и сел на край стола.
– Наши люди болезненно справедливы и всегда уповают на бога. За каждое деяние человеку должно воздасться – вот единственный критерий справедливости, – продолжал редактор. – А коль всем стало жить плохо, значит, некий злыдень в этом повинен. Сейчас роль козла отпущения выпала вашему покорному слуге. Я вынужден скрываться, на улицу выхожу только ночью, жену и детей отправил в другой город к сестре. Но если найти нового козла, на которого люди повесят все свои беды, тогда я смогу вернуться к нормальной жизни.
– А чем я могу быть вам полезен? Тем, что возьму у вас эстафету и стану этим самым новым козлом?
– Что вы, дорогой мой! Конечно же, нет! Тысячу раз нет! Я прошу вас всего лишь дать интервью моей газете, подробно рассказать о том человеке, которого вы подозреваете в убийстве Родиона, и о его коварном замысле присвоить себе наследство Святослава Николаевича. Если наши люди узнают, что некий злодей намеревается присвоить себе то, что по праву принадлежит им… Да я просто не завидую его участи! Наши немощные пенсионеры, наши безработные мужчины и героические матери соберут в кулак последнюю волю и скажут свое веское слово…
Редактор начал сваливаться на дешевый пафос. Мне пришлось снова его перебить.
– Хорошо, – согласился я, потому как предложение дать интервью газете было весьма кстати. – Хорошо, я подъеду. Где вас найти?
– Ох, дорогой вы мой! Не знаю даже, как вас благодарить. Обещаю гонорар по самой высшей ставке!..
– Короче!
– Короче быть не может. Назвать вам свой адрес не могу, потому что боюсь прослушивания линии – слышите, все время что-то щелкает в трубке? Подъезжайте в редакцию, там все узнаете. Договорились? Я могу положиться на вас?.. Господин Ворохтин! Вы даже не представляете, как я вам обязан…
Я положил трубку на аппарат, вытер пот со лба и вышел из дежурки. На ее ступеньках, словно для продажи, были выставлены три картины в тяжелых золоченых рамах. Охранники топтались рядом с ними и посмеивались. Я не придал значения их занятию и хотел уже выйти с территории усадьбы, как один из охранников обратился ко мне: