Они прошли кусты, затем небольшую полянку, залитую лунным светом, и, наконец, темный ряд кустов, под которыми они лежали.
– Иди сюда, – сквозь зубы сказал Гера, подталкивая Дину к кустам. – А теперь посмотри на эту березу. Выше, выше подбородок…
Дина рассмеялась. Он, с трудом сдерживаясь, подтолкнул ее к дереву.
– Видишь? – спросил он, показывая пальцем на то место, где пуля вырвала из ствола щепку. – Ты хорошо видишь это?
Дина вдруг оттолкнула его от себя, пригладила рукой волосы и поправила на груди футболку.
– Бизон, – проворчала она. – Буйно помешанный бизон. Я тебе на каждой березе найду следы, которые оставили дятлы или короеды. Тебе надо лечиться!
Он стиснул зубы, чтобы не обложить наглую девчонку матом. Даже если предположить – только предположить!! – что он ошибся, что стрельбы никакой не было, то все равно она не имела право так грубо говорить с ним. И вообще, кто она такая? Какого черта он терпит ее хамство?
Гера остановился. Дина прошла еще несколько шагов, подчеркивая свою независимость, и тоже остановилась.
– Ну? – спросила она, повернувшись. – Долго мы будем так стоять?
– Забыл, – сказал он, поднимая с травы ветку и со свистом помахивая ею в воздухе. – Совсем из головы вылетело.
– Что могло вылететь из твоей головы? – равнодушно спросила Дина, прикрывая ладонью зевок.
– Я забыл, куда спрятал кейс.
* * *
Она волочилась за ним, как побитая собака. Ну, может быть, не сильно побитая и не совсем собака, но Гере хотелось именно этого сравнения.
– Гера! – позвала она.
Он продолжал идти и не оборачивался. Дина догнала его. Уже светало, и он отчетливо видел ее лицо. Где она взяла эти капли на щеках? Слюной смочила или же брызнула на лицо мокрым от росы цветком лютика?
– Ты на меня обиделся? – спросила она, заглядывая ему в глаза.
– Нет, что ты! – ответил он тоном смертельно обиженного человека и потрепал ее по щеке.
– Ты правда забыл, где спрятал кейс, или просто мстишь мне?
Гера молчал.
– Ну и мсти! – Дина легко отказалась от стремления увидеть содержимое кейса. – Мне все равно, какой кейс ты нашел и почему за него убивают людей. Может быть, ты все придумал… Из зависти. Ты мне завидуешь и придумываешь разные страшилки.
– Ну, все! Ты меня раскусила!
Некоторое время она молчала. Затем сказала:
– Тебе не понравилось, что я имею свое мнение. Ты слышал выстрелы, а я не слышала. Но ты очень хочешь, чтобы твое мнение было единственным и неопровержимым. Ты – тиран. Коммунист! Империалист!.. Я могу потешить твое самолюбие и признать, что по нам действительно стреляли. Пусть тебе будет легче.
Они зашли в дом и поднялись на второй этаж. Гера не зажигал света, и знакомые и привычные предметы казались теплыми и бесплотными объектами, вроде пара в бане. Не раздеваясь, он демонстративно упал на кровать и накрыл голову одеялом.
– Не переживай! – сказала Дина. – Мне от тебя ничего не надо. Ни твоего кейса…
Она не смогла придумать, что ей еще не надо от него, и стала складывать в сумку вещи. Гера не подавал признаков жизни. Дине это не нравилось. Когда женщина хлопает дверью, а мужчина не реагирует, женщина возвращается и хлопает еще раз. Потом еще раз. Так может продолжаться долго.
– Ты мне ничего не хочешь сказать на прощание? – спросила она. Гера слышал, как скрипнула под ее ногой лестница.
– Скатертью дорога, – пробормотал он, делая вид, что сжигает все мосты между ними. Но только делал вид, и Дина, возможно, об этом догадывалась. «Все равно придется прийти к ней, – подумал он. – Хотя бы для того, чтобы забрать у ее мачехи свой паспорт».
Внизу хлопнула дверь. Некоторое время Гера продолжал лежать не шевелясь, прислушиваясь к шуршанию гравия под окном, а когда все стихло, вскочил на ноги и кинулся к окну. Казалось, рассвет остановился на какой-то незавершенной фазе, и с того момента, как они с Диной, переругиваясь, стали возвращаться к дому, светлее не стало ни на йоту. Та же серая мгла, как в «севшем» черно-белом кинескопе, те же призрачные тени деревьев и кустов, словно мир погрузился под воду, мутную от серого ила.
Дина быстро шла по дороге, на которой Гера встретил ее несколько часов назад, но не в сторону платформы, а к калитке, ведущей в лес. Сумрак постепенно растворял очертания ее фигуры, но ему показалось, что девушка несколько раз обернулась, словно проверяла, не преследует ли кто-нибудь ее.
Гера, накинув на себя джинсовку, спустился вниз и вышел во двор. Дины уже не было видно. Он добежал до конца улицы и остановился у калитки, глядя в лес. Странно, что она пошла в эту сторону. Отсюда начинается тропа грибников. Лес тянется на семь-десять километров, плотные еловые заросли чередуются с болотистыми озерками, где пройти вообще невозможно.
– Дина! – негромко позвал он.
Казалось, что звук, пролетев метр или два, увяз в серой мгле, как пчела в меду. Все вокруг казалось неживым, искусственным, несуществующим вовсе, как декорации в театре. Еловые ветви, словно ковши бульдозеров, нацелили на Геру свои черные лапы, покрытые дымком паутинок; деревья поменьше ощетинились, как ежи, жесткими, упругими ветками-огрызками, которые тотчас впутались ему в волосы, ухватились за куртку, начали царапать руки и лицо, едва он попытался пройти сквозь строй деревьев. Гера закрыл лицо руками и, низко опустив голову, пошел напролом.
Трудно сказать, на кого он был похож, когда выбрался из зарослей на край глубокого оврага. Его склоны, покрытые скользкими прелыми листьями, были утыканы бледными стволами буков. Повеяло подвальной сыростью. Выдергивая из волос пупырчатые ветки, Гера смотрел на дно оврага. По нему бесшумно и быстро шел человек. Гера свистнул и замахал руками, не очень уверенный в том, что Дина увидит этот жест.
– Подожди! – крикнул он, но человек, остановившись на мгновение, вдруг молниеносно кинулся прочь и вскоре исчез в лабиринте оврага.
Геру начала раздражать эта игра в прятки в сыром сумрачном лесу. Он собрался уже было пойти обратно, как вдруг за его спиной треснула ветка. Он резко обернулся. С шумом раскачивая воздух огромными крыльями, с земли к кронам взмыл черный ворон. Раскрыв рот, Гера стоял памятником, вслушиваясь в тишину. Байками про вампиров и прочую нечисть он любил подурачить других, но не испытывал большого желания самому стать одураченным. Подняв с земли увесистую палку, он не торопясь пошел по краю оврага, поглядывая то на еловый заслон, то вниз, где между стволов буков мелькнула фигура человека.
Он уже сомневался в том, действительно ли видел Дину. Эта девчонка, обладай она даже концентрированной упрямостью сотен ослиц, вряд ли стала бы, как идиотка, убегать от него по дну оврага, рискуя зарыться носом в прелую листву, разорвать свои фирменные штанишки и вымазаться в черноземе с ног до головы. Но Гера не мог ответить однозначно, был ли это тот самый человек, который стрелял у реки. Наступил момент, когда ему надоело чувствовать себя дураком, злость вытеснила страхи – до безрассудства захотелось выяснить, какой козел шастает ночью по лесам.