Стоило ему войти в роль охотника, как все вокруг изменилось. Лес и сумрак из врагов стали союзниками, Гера стал хозяином обстановки и вроде как навязывал свою волю всему, что его окружало. Во всяком случае, ему казалось, что так оно и есть.
Он бежал по пружинящей листве почти бесшумно, держа свой дрын, как винтовку. Край оврага ломаной трещиной ходил из стороны в сторону. Человек, который шел по его дну, сам загнал себя в ловушку. Он уже не мог выбраться наверх, не будучи замеченным. Когда овраг стал мелеть и разделился на две промоины, Гера спустился вниз и побежал по узкому водостоку.
Едва он забежал за крутой изгиб, как совсем близко увидел Дину. Сейчас он не сомневался, что это была именно она: девушка торопливо взбиралась на подъем, одной рукой придерживая сумку, которая висела у нее на боку.
На этот раз Гера не стал ее звать. Присел, затаив дыхание, за стволом поваленного дерева, выжидая удобный момент, чтобы продолжить преследование, но оставаться незамеченным.
Дина вдруг остановилась и обернулась. Храбрый охотник слегка дернулся и втянул голову в плечи. Девушка помахала ему рукой и, кажется, негромко позвала. Один черт знает, как она догадалась, что он следит за ней!
Гера медленно выпрямился. Дина с завидной выносливостью взбежала на самый верх, где начинался еловый лес, и снова призывно помахала ему рукой.
«Ну, Мавка, кикимора лесная!» – подумал он, разжигая в себе праведную злость, и, выдохнув, показал высочайший класс бега по пересеченной местности. Опираясь на палку, как на посох, он вскарабкался наверх. Его легкие работали, как кузнечные мехи, в глазах все плыло, грудь содрогалась от ударов сердца. Не останавливаясь, он ринулся в еловые заросли, оставляя за собой просеку, вполне пригодную для строительства автомобильной дороги. Гера не видел Дину, но полагался только на интуицию. Ему казалось, что расстояние между ним и Диной стремительно сокращается, что он уже улавливает запах ее духов, что вот-вот увидит ее, в прыжке свалит на землю и вставит между ее кровоточащих клыков палку.
Почва под его ногами вдруг стала рыхлее. Под ногами зачавкала вода. Гера остановился на большой овальной кочке, вогнал палку в жижу, которая черными пятнами окружала его, и посмотрел по сторонам.
Чуть левее, на склоне, поросшем репейником, стояла Дина. Ей удалось обойти болото по окружности, и сейчас она стояла на сухом пригорке.
– Иди сюда! – вдруг совершенно отчетливо услышал он голос Дины.
Кочка под ним медленно опускалась в жижу. Он переступал с ноги на ногу, стараясь перенести тяжесть тела на палку.
– А ты не убежишь? – спросил он.
Дина ничего не сказала, повернулась и пошла по пригорку. Несколько секунд он видел ее спину, потом только голову, а потом пустой пригорок.
Идти за Диной напрямик было верхом безумства, но ему показалось, что возвращение по своим следам займет слишком много времени, на что, должно быть, и рассчитывала Дина. Гера решительно повернул к пригорку, с наступательным порывом шлепая кроссовками по грязи.
По болоту, оказывается, намного лучше было передвигаться бегом. Когда он бежал, кочки так и свистели под ногами. Теперь же они прогибались и тонули, как поплавки в минуты клева. Но для бега нужен был как минимум хороший старт с крепкой кочки. Пока Гера стоял, выискивая, куда бы поставить ногу, болото медленно затянуло его по колени. С усилием выдернув ногу из жидкого капкана, Гера оперся на свой посох, но палка с треском переломилась, и он свалился в грязь плашмя.
В одно мгновение положение его стало настолько серьезным, что он сразу забыл обо всем на свете, вдохновенно посвятив себя борьбе за выживание. Он с опозданием извлек урок из своей ошибки и принялся разгребать руками жижу, пытаясь вырвать из ее холодной хватки тело. Как назло, рядом не было ни одного дерева, ни одной ветки, за которую он мог бы схватиться. Погружение в топь происходило очень быстро, намного быстрее, чем это показывают в фильмах. Уже через полминуты он плавал по горло в грязи, если, конечно, плаванием можно было назвать его трепыхание в стиле «Прощай, Муму!».
Он начал ругаться, чтобы не орать просто так, бессловесно. Если Дина еще не успела умчаться слишком далеко, его пируэты должны были ее заинтересовать и привлечь внимание. Несмотря на некоторый комизм положения, купание в болоте в рассветный час было сродни кошмарному сну, и Гера испугался так, как еще никогда в жизни, ибо очень ощутимо, очень реально представил себе конец своей жизни.
Метр за метром он проталкивал свое тело вперед, к пригорку, но до него было слишком далеко, а топь вытягивала силы намного быстрее, чем это сделала бы вода. Он не хотел думать о том, что уже обречен, что не сможет выбраться на сушу, что именно так, из-за своей самоуверенности и торопливости, в болотах гибнут люди, а когда глотнул болотной воды, ужас начал быстро сковывать его волю.
Он не помнил, что кричал. Руки и ноги потеряли чувствительность, и ему казалось, что он вовсе перестал работать ими, борясь за жизнь, что уже ничего не остается, как отдать себя во власть жестокой судьбе и медленно уйти с головой в черную бездну, и там, раскрыв рот, давиться жижей, глотать ее, втягивать ее в себя с последним вздохом, а потом, ослепшим и оглохшим, биться в агонии, хватаясь за угасающее в сознании «я».
Наверное, так бы и произошло, если бы вдруг откуда-то сверху на него не свалилась сухая и голая береза. Ствол едва не огрел его по голове, упав в воду совсем рядом. Ветки кроны плетями стеганули по поверхности болота и по его лицу. Казалось, все клетки его тела, кроме мозговых, ринулись на этот спасительный ствол. Он не думал о том, чудо это или обыкновенное везение, он вообще ни о чем не думал и, ухватившись за ствол, ломая ветки, стал вытягивать тело из тисков. Так, перебирая руками, он полз к спасительному берегу и, когда почувствовал под собой земную твердь, упал плашмя в траву, раскинул руки, чтобы не выпустить этот замечательный берег из объятий, и лежал долго, не в силах пошевелить рукой или ногой.
Удовольствие ни с чем не сравнимое – быть помилованным, когда над головой уже свистит топор. Гера мелко, по-козлиному, смеялся и мял руками траву. Потом перевернулся на спину, и слезы, скатываясь к ушам, стали щекотать, как жучки.
Он сделал над собой усилие и сел. Над круглым болотцем, совсем маленьким и с виду нестрашным, плыл плоский, как разделочная доска, туман. Верхушки елей засветились красным светом восходящего солнца, словно были раскалены в огне. Лес наполнился пением птиц.
Его ладонь невольно гладила тонкий ствол березы, свалившейся, как божий дар. Он проверил, на месте ли серебряный крестик. Потом опустил глаза и понял, что Бог здесь ни при чем.
На месте излома были отчетливо видны свежие следы топора.
* * *
Был такой фильм: какого-то пресыщенного миллионера за его же собственные деньги разыграли так правдоподобно, что он раз десять всерьез прощался с жизнью. Потом он нечаянно выстрелил в собственного брата, потом бросился с небоскреба, чтобы свести счеты с жизнью, но упал на приготовленную подушку. В итоге миллионер был очень рад, что все это вновь оказалось розыгрышем.