— Эту херню я уже слышал в прошлый раз, — пояснил Большой Человек. — И не надо мне во второй раз втюхивать один и тот же товар. Если ты не справляешься с делом, я тебе найду другое место. Сторожем на автостоянку — пойдёшь?
— Ха, — сказал Харкевич, очень сильно надеясь, что это такая шутка. — Ха-ха.
— Это как раз работа по твоим мозгам, вреда от тебя будет меньше, ну и никто не сможет меня упрекнуть, что мой племянник бедствует. На водку с шоколадом хватит.
— Я… Я…
— Короче, — сказал Большой Человек, взглянув на часы. — Родство родством, но ты меня уже утомил. Жалуются на тебя, понял? Говорят, проку от тебя мало. Так что, будь добр, докажи людям, что от тебя есть прок. Не позорь фамилию.
— Ага.
— Вот эту штуку, которую… Ну ты понял.
— Ага.
— Её надо продать.
— Ага.
— Займись этим. Хотя бы продать ты сможешь?
— Я постараюсь.
— Если плохо постараешься, то лучше меняй фамилию и сам беги на автостоянку.
— Понял.
— И ещё одно. Ты не забыл про свою главную задачу?
— Э-э… — за последние десять минут на долю Харкевича досталось слишком много эмоций и информации, чтобы он мог быстро соображать.
— Зачем я тебя засунул в Фирму.
— Чтобы… Чтобы я присматривал за ними?
— Типа того. Присматриваешь ты тоже хреново.
— Так вроде бы все нормально…
— Вроде… Учти — ты там не один такой присматривающий. Есть и другие люди. И если они мне передадут, что ты чем-то таким занялся…
— Я…
— Я похороню тебя рядом с твоей легкомысленной мамой.
В то время как Харкевич приходит в себя после тяжёлого разговора с Большим Человеком, а Алексей Белов в сопровождении могучей дамы из риелторской конторы осматривает квартиру на предмет съёма, Морозова борется с желанием взять официантку за воротник её белой полупрозрачной блузы и как следует встряхнуть — может быть, тогда это заторможенное создание ускорит свои действия. Не без усилия Морозова сдерживается, а заспанная официантка доведёнными до автоматизма, но очень медленными движениями ставит на стойку две чашки кофе. Морозова берет обе, одну немедленно выпивает большим глотком, а другую относит за свой столик. Морозова садится, откидывается на высокую спинку кресла и блаженно вытягивает ноги. Запах только что сваренного кофе приятно щекочет ноздри, и вторую чашку Морозова пить не торопится.
— Так ты решила? — звучит голос из-за развёрнутой газеты.
Газету держит сидящий напротив Морозовой человек, лица которого не видно, видны лишь пальцы. Морозовой знакомы эти пальцы. Когда-то ей очень нравились эти пальцы. Они могли быть сильными и нежными. Это редко встречается, и Морозова ценила такое сочетание.
Однако у пальцев есть хозяин. И с ним все гораздо сложнее. Далеко не все в нём нравится Морозовой. Впрочем, они давно не общались, и ей интересно, насколько всё изменилось. Или насколько всё осталось прежним. Ей просто интересно.
Однако мужчина с газетой расценивает их посиделки в маленьком кафе совсем иначе.
— Так ты решила? — спрашивает он.
— А я должна была?
— Ты согласилась встретиться. Раньше такого желания у тебя не было.
— Мне просто стало любопытно.
— Что именно?
Морозова пожимает плечами, но её собеседник не видит этого жеста из-за газеты.
— Что тебе любопытно? — повторно спрашивает он. — Я уполномочен дать тебе гарантии — по деньгам ты ничего не теряешь. По должности — ты выиграешь. Главное, ты приобретёшь перспективу, которой сейчас у тебя практически нет. Я удовлетворил твоё любопытство?
— Убери эту гребаную газету, — отчётливо произносит Морозова.
— Что?
— Убери от лица эту чёртову газету, — повторяет Морозова.
— О господи, — Монгол аккуратно сворачивает газетные листы и кладёт на столик рядом с собой. — Раньше я за тобой не замечал склонности к таким выражениям.
— Значит, ты был невнимателен, — говорит Морозова. Она имеет в виду, что если бы Монгол убрал газету пораньше, то заметил бы её реакцию на его предложения. Он сказал — деньги, должность, перспектива. Она зевнула.
— Ну, — говорит Монгол, надеясь на деловой разговор. — Я убрал газету. Что дальше?
Морозова некоторое время рассматривает его, а потом спрашивает:
— Ты что, к косметологу ходишь?
— Нет, — Монгол все ещё надеется на разговор по существу. — А почему такие подозрения?
— Хорошо выглядишь.
— Я не курю, не пью кофе…
— Собираешься жить вечно? — перебивает его Морозова, демонстративно постукивая ложечкой о край своей чашки кофе.
— Просто не люблю ходить по врачам.
— Да уж… — Морозова усмехается, и эта усмешка подразумевает нечто, им обоим известное, но не произнесённое вслух. Монгол к этому времени наконец догадывается, но догадка оскорбительна для его разума.
— Морозова, — он впервые называет её по имени. — Неужели ты согласилась встретиться только для того, чтобы повспоминать старые добрые времена?
— Нет, — решительно говорит она. — Ни малейшего желания.
— Слава богу, — вздыхает Монгол. — Я же помню, что особой сентиментальностью ты никогда не отличалась…
— Это откуда же такое мнение? — тихо говорит Морозова, чувствуя некоторое волнение, перерастающее в желание вылить Монголу кофе на брюки.
— Это мнение осталось со времени нашей последней встречи.
— Ты тоже был тогда великолепен, — цедит Морозова, поглаживая край чашки. Пожалуй, кофе недостаточно горяч. Лучше его допить.
— Поэтому я хотел бы не вдаваться в прошлое и обсудить настоящее, — Монгол с удовлетворением выруливает на старую дорогу. — Ты слишком хороший профи, чтобы работать в этой своей Фирме. И ты слишком хороша, чтобы мы обошлись без тебя. Поэтому меня уполномочили…
— Эта моя Фирма… Ты так много знаешь о ней, чтобы делать выводы? Я сомневаюсь.
— Ты права, — соглашается Монгол. — Я просто знаю, что это довольно сомнительный бизнес… И рискованный.
— Любой бизнес основан на риске, — говорит Морозова. — Вспомни, что случилось с «Интерспектром», где мы с тобой имели удовольствие работать. Точнее, где ты имел несчастье трудиться под моим руководством. И это не давало тебе покоя тогда, и это не даёт покоя тебе сейчас, это просто сводит тебя с ума…
— Тихо, — морщится Монгол. — Успокойся.
— Легко, — говорит Морозова. — У меня-то нет комплексов по этому поводу.