Проблема заключалась в том, что "спортсмен", направляясь в квартиру, опасностей не ожидал, а потому нес пистолет на предохранителе и с невзведенным курком. Теперь он об этом сильно пожалел, пытаясь как можно быстрее исправить недоработки. Это было сложновато сделать, потому что "спортсмен" мог использовать только пять пальцев, о других пяти позаботился Молчун. А Молчун увидел свои недоработки – нужно было сломать "спортсмену" все десять пальцев.

Теперь все зависело от того, кто скорее исправит свои ошибки. Бросаться на "спортсмена" было чревато – он в любой миг мог привести пистолет в боевое состояние, и тогда Молчун сам бы налетел на пулю. И Молчун не стал играть в Александра Матросова. Фридкес что-то там говорил про готовящийся ремонт? И поэтому на полу чего только не валяется. Что ж, очень кстати. Молчун сгреб в кучу лежащую на полу одежду, куртки, пиджаки, штаны – вроде бы приличного еще вида – и швырнул на "спортсмена". Рядом стояла картонная коробка с бумагами – она тоже полетела на голову "спортсмена", а Молчун сделал еще один шаг вперед, подобрал с пола плащ и бросил его по прежнему адресу. Он сделал еще один шаг, краем глаза отслеживая копошение в куче вещей, и обомлел – на полу перед ним лежал нож. Причем не просто нож, а тот самый нож, который они со "спортсменом" не поделили на кухне. Или же его точная копия.

Молчуну некогда было рассуждать на эту тему, он схватил нож, зашел "спортсмену" в бок и ткнул ножом в промежуток между куртками и штанами. "Спортсмен", то ли так и не взведя курок, то ли не зная, куда ему стрелять, взвизгнул от боли. Молчун ударил еще раз, и, прежде чем его ушей достиг характерный хлюпающий звук, Молчун услышал отчаянный вскрик о помощи, последние слова "спортсмена". Это звучало как "Себастьян", или "Севастьян", или "Севастьянов"... Зато звук вырывавшейся из вспоротой артерии крови двойных толкований не вызвал.

Молчун вытянул нож обратно, встал и повернулся.

– Ну хорошо, – сказал человек, назвавший себя Димой Фридкесом. – А если это не он убивал?

Глава 21

На входе в клуб "Фрегат" Кирилл показал свое служебное удостоверение.

– А у этой шмары – что? – спросил говорящий шкаф с табличкой "Служба безопасности".

– Это медэксперт, – сказал Кирилл, проталкивая Лику в узкий промежуток между говорящим шкафом и стеной. – Тоже наш сотрудник.

– А на фига? – удивился шкаф. – Трупов еще нет. Мы и работать еще не начали.

– Трупы будут, – сказал Кирилл. – Со временем. Лика крепко держалась за его локоть и настороженно поглядывала по сторонам: клуб имел репутацию бандитского. Оставлять девушку на улице Кирилл тоже не мог – метель продолжалась, да и торчать рядом со входом во "Фрегат" было, пожалуй, еще опаснее, чем прогуливаться внутри самого клуба.

Шнурок полностью соответствовал описанию, данному Лагинской, – квадратное лицо, короткая стрижка и полное непонимание в глазах. Еще от него сильно пахло потом.

– Я че-то не понял... – сказал он, переводя взгляд с Кирилла на Лику и обратно. – Это вы специально пришли, потому что мне наколку тот тип сделал?

– Точно, – сказал Кирилл. – Тот тип потом повесился.

– А мне-то... – равнодушно бросил Шнурок. – Я с ним всего лишь разок забухал, а потом он говорит: "Хочешь, наколку сделаю?" Чего ж на халяву-то не согласиться? Главное, чтоб наколка не позорная была...

– Не позорная? Ну и сделали тебе непозорную наколку?

– А то! – ухмыльнулся Шнурок. – Такой ни у кого нет... Эксклюзив, бля...

– Покажи, – попросила Лика.

– За просмотр деньги платят, – серьезно ответил Шнурок. – Но для родной ментуры сделаем поблажку... Во! Крутой мэн на колеснице! Крутой, прям как я...

– Мне кажется, он и похож на тебя, – сказал Кирилл, вглядываясь в рисунок на груди парня. – Такое же лицо... – он едва не сказал "дебильное", но сдержался.

– Может быть, – Шнурок опустил майку. – А че тот мужик захомутался? Вы не в курсе?

– Жить надоело, – сказал Кирилл. – А тебе – нет?

– Че, шутка, что ли? – хмыкнул Шнурок. – У меня времени на шутки нет, я сегодня в ночь работаю. Мне надо в душ да одеваться к вечеру... Вы ж меня, так сказать, тормозите.

– Не до шуток, – сказал Кирилл. – За последний месяц в городе было убито пять человек, которым сделал наколки твой знакомый. Их убили, а потом содрали кусок кожи с наколкой.

– Че, прикалываетесь? – обиделся Шнурок. – Делать вам больше нечего? Думаете, если у меня срок условно, так можно ходить и на мозги мне капать?!

– Пять человек. – Кирилл на всякий случай показал Шнурку растопыренную ладонь. – Хочешь быть шестым?

– Так че – не шутка? – наморщил лоб Шнурок. – В натуре режут людей за эти картинки? Ну так я выведу, без проблем. Лазером их выводят, у меня друганы есть – сделают.

– Не забудь сообщить об этом убийце, – хмыкнул Кирилл.

– Ладно, – кивнул Шнурок. – А кто он?

Лика тяжко вздохнула и отвернулась. У Кирилла терпения было больше.

– Если в мы знали, кто убийца, к тебе не приходили бы. Убивает кто-то из близких знакомых того художника. Ты ж бывал у него, бухал с ним – никто из его приятелей не показался тебе странным, подозрительным?

– Вот говорила мне мама – не бухай со всеми подряд! – сокрушенно вздохнул Шнурок и поддернул спортивные штаны. – Я там по сторонам особенно не смотрел, мы же бухали, за жизнь трендели...

– И не только бухали, – заметил Кирилл.

– Это провокация, – заявил Шнурок. – Про это я ничего не скажу... А вообще там все у него с прибабахом были. Не было нормальных пацанов. И бабы тоже, – он покрутил пальцем у виска. – Бабы шизанутые. Одна старая вешалка мне в штаны полезла, а мне не до нее, я упыханный лежу... Ой, в смысле – упившийся лежу.

– Ты теперь поменьше упыхивайся, – посоветовал Кирилл. – Иначе не заметишь, как тебя освежуют.

– Само собой... – Шнурок вдруг ухмыльнулся. – Только зря вы меня пугаете. Откуда этот хмырь узнает, что у меня есть эта наколка? Я же не ору об этом на каждом углу!

– Но мы-то знаем, – сказал Кирилл с грустью в голосе. Почему-то ему показалось, что Шнурку не суждено стать долгожителем – если не из-за тевосяновской наколки, то из-за миллиона других причин...

– М-да. – Шнурок почесал в затылке. – Я как-то не подумал. А вы откуда знаете?

– Старая вешалка, – бросила Лика. – Обиженная женщина – это страшная сила...

На танцполе по-прежнему преобладали девушки в вечерних нарядах, их лишь стало больше. Кирилл разглядывал их оценивающе, Лика – снисходительно. Музыка стала громче, под потолком завертелся серебряный шар, и Кирилл вспомнил одну весьма неглупую фразу Шнурка.

– Может, тебе тоже вывести лазером свою Луну? – предложил он Лике.