— Похвально. Как же вы не удержали его?
— Может, теперь мы научимся обращаться с ним. Если он мог сбежать тогда, то сделать это отсюда ему будет совсем просто. Так что наручники останутся на нем, доктор.
— Если только это не помешает лечению, мистер Райс. Не забудьте об этом.
Я открыл глаза и посмотрел на врача. Он разглядывал меня с особенным любопытством, видя во мне и пациента, и редкий человеческий экземпляр, но на его лице было выражение такой решимости, которую не поколебать никаким полицейским.
Я проговорил:
— Скажите ему, док.
Стул Райса тут же скрипнул, и расплывчатая крупная фигура в сером костюме появилась в поле моего зрения, но только на мгновение. Все это было слишком утомительно для меня, и я вновь медленно погрузился в приятную дремоту, где не существовало боли — только прекрасные женщины со сливочной кожей.
* * *
Ад — это всего лишь отдых от повседневности. Он никогда не длится долго. Просыпаться было неприятно, каждая деталь реальности становилась все отчетливее. Боли почти не было, только ныли мышцы и кожа горела под хирургическими швами; но я так часто испытывал это ощущение, что оно меня не очень беспокоило. Моя левая рука была все еще прикована к кровати, достаточно свободно, чтобы совершать мелкие движения, но подняться я не мог.
Теперь в комнате находились трое. Всех отличало особое хладнокровие, уже ставшее клеймом профессиональных полицейских. Здесь был Райс, представитель Вашингтона, работающий под прикрытием ЦРУ; Картер — специальный уполномоченный министерства финансов; и крупный представительный мужчина в мятом костюме, под которым топорщился пистолет, — этот явно из полицейского управления Нью-Йорка. Всем своим видом он давал понять, что не потерпит сомнений в своей компетенции: кто-то отдает ему приказы, он следует им, но не обязан притворяться, что ему это нравится. Когда вошел доктор, полицейского кратко представили как инспектора Джека Доерти, и я решил, что это какая-то шишка из офиса окружного прокурора, которого мэр направляет расследовать особые случаи.
О боже, они действительно принимают меня по высшему разряду.
Доктор первым заметил, что я полностью проснулся. Его губы скривились в забавную ухмылку, и он сказал:
— Простите, джентльмены, — после чего подошел ко мне и стал автоматически щупать пульс, затем приподнял мне веки, заглянул в глаза и спросил: — Как вы себя чувствуете?
— На сорок миллионов, — ответил я.
— Думаете, что сможете их потратить?
Я ухмыльнулся в ответ:
— Никто другой не сможет, это точно. Они уже заплатили вознаграждение?
— Вы слышали мой разговор с Райсом?
— Разумеется, но неужели это правда?
— Я еще не купил себе «кадиллак».
— Значит, купите.
— Надеюсь. После десяти лет я смогу, наконец, заняться частной практикой. Болит?
— Немного. Как мои дела?
Он пожал плечами и опустил мою руку.
— Небольшое сотрясение, порезы и ссадины, два треснутых ребра. Мы боялись внутренних повреждений, но, кажется, все в порядке. Вам повезло, Морган.
— Да, я счастливчик, — рассмеялся я. — Когда меня выпустят?
— В любое время, если у вас не будет жалоб. Но вам стоит отложить выписку на несколько дней.
— Какого черта?
— Дорог каждый день. К тому же жратва здесь лучше, чем в камере.
— Я еще не пробовал ее ни там, ни здесь, — ответил я. — По крайней мере, там не кормят через трубочку и позволяют вставать, чтобы сходить в сортир. Мне надоела эта возня с судном.
— Можете выбирать. У миллионера всегда есть выбор.
— Разве нет?
Трое остальных пошевелились, они терпеливо ждали, пока доктор закончит, рассматривая меня, как жука на булавке. Когда тот отошел в сторону, Райс склонился надо мной и проговорил:
— Ну?
— В любое время, приятель, — сказал я. — Только не слишком усердствуй.
По лишь им известным причинам все трое переглянулись и недовольно нахмурились. Инспектор Доерти стиснул зубы, словно стараясь сдержаться, а Картер поморщился, как будто откусил какую-то гадость.
Только Райс остался невозмутимым. Он смотрел на меня не отводя глаз, а затем почти прошептал:
— Не напрягайся, Морган. Мы еще не закончили. Все только начинается, и ты или вернешься туда, откуда пришел, или же ты покойник. Удача непостоянна, но помни, что ты никогда не сможешь побить мои карты.
* * *
Дом выглядел вполне безобидно, — двухэтажная надстройка над заброшенной бакалейной лавкой в квартале, обреченном городскими властями на снос. Грузовик, который использовали для перевозки, принадлежал департаменту общественных работ и ничем не отличался от двух других, припаркованных поблизости; а если кто-нибудь был бы настолько любопытен, чтобы поинтересоваться, что мы тут делаем, мы могли выдать себя за инспекторов из отдела планирования, осматривающих здания на снос.
Но это еще не все. Только инспектору Доерти и его простоватому помощнику улыбалось оказаться среди безработных Нью-Йорка. Остальные же прибыли из массивного комплекса на берегу Потомака и вели себя так, словно присутствовали на заседании объединенного комитета начальников штабов. Это не было натяжкой. Каждый из них являлся главой отделения, непосредственно подотчетного Белому дому, и, если его решения или действия были неправильными, отвечал за это головой.
Я ловил на себе неприязненные взгляды с того момента, как меня нарядили в новую одежду и посадили за угол стола в пыльной комнате, поодаль от остальных, так чтобы я понимал, что я не один из них. Но совсем избежать столь неприятного соседства они не могли — и были похожи на брезгливую женщину, которая насаживает скользкого грязного червяка на крючок, чтобы поймать прекрасную, чистую рыбу.
Никто никого не представлял, но мне это было и не нужно. Гэвин Вуларт, ас из государственного департамента, вел шоу. Он не обратил внимания на понимающие взгляды, какими я окинул его коллег, но был достаточно проницателен, чтобы догадаться: моя профессия подразумевает доскональное знание людей. Всех людей. И достаточно умен, чтобы по возможности избегать противоречий, — когда он наконец был готов, обратился ко мне так формально, что я чуть не расхохотался.
Черт побери, ему, наверное, было бы легче обратиться ко мне по моему номеру, а не по имени, которого, кстати, у меня не было.
Вместо этого он произнес:
— Мистер Морган, вы, вероятно, удивлены и хотите знать, что все это значит.
Я не мог не ответить на приглашение.
— Мистер Вуларт, черт побери... Да, я удивлен. Что все это значит? Я осужденный преступник, беглец, и вот я вдруг в новой одежде сижу здесь среди высокопоставленных персон с кислыми лицами. Если бы меня спросили, я бы решил, что это новая попытка вернуть сорок миллионов долларов.