— Послушай, Рокси, где бы нам поговорить?
— Я больше не играю в эти игры, Майк.
— Слушай, уймись, ладно? Только поговорить.
Она подняла брови и секунду пристально смотрела на меня, потом, видя, что я говорю серьезно, отозвалась:
— У меня в комнате. Там никто не помешает. Но мы будем только говорить, ты не забудешь?
— Вас понял. Пошли, детка!
На этот раз мы вышли в фойе и поднялись по лестнице, как будто вырезанной из цельного куска красного дерева. На площадке мы повернули налево, и Рокси открыла передо мной дверь.
— Сюда, — сказала она.
Пока я выбирал кресло поудобнее, она включила настольную лампу и предложила мне золотую сигаретницу с сигаретами. Я взял одну и закурил.
— Неплохое тут у тебя местечко.
— Спасибо. Здесь довольно уютно. Мистер Йорк старается обеспечить меня всеми удобствами. Так о чем мы будем говорить?
Ей хотелось еще раз напомнить про наш уговор.
— О мальчике. Какой он?
Рокси слегка улыбнулась, и жесткое выражение окончательно сошло с ее лица. Оно стало почти материнским.
— Он чудесный, очаровательный мальчик.
— Похоже, он тебе нравится.
— Да. Тебе он тоже понравился бы, — она помедлила. — Майк... ты правда думаешь, что его похитили?
— Не знаю, потому-то и хочу поговорить о нем. Внизу я намекнул, что он мог тронуться умом, но старик чуть не отгрыз мне голову. Какого черта, это совсем не глупая идея. Раз он гении, это автоматически ставит его особняком от нормальных людей. Как ты считаешь? Она отбросила волосы назад и провела рукой по лбу.
— Не могу понять. Наши комнаты рядом, а я ничего не слышала, хотя обычно легко просыпаюсь. До сих пор Растон вел себя совершенно нормально. Он не стал бы убегать ни с того, ни с сего.
— Нет? А почему нет?
— Потому что он разумный мальчик. Он всех любит, всем вокруг доволен и все время, что я его знаю, был веселым.
— Хм... Ну, а как насчет его воспитания? Как он стал гением?
— Об этом тебе придется спросить мистера Йорка. Этим он занимается вместе с мисс Грэйндж.
Я раздавил окурок в пепельнице.
— Чушь. Разве можно создать гения? Им нужно родиться. Ты все время проводишь с ним, вот и скажи: он и на самом деле такое уж чудо? Я знаю только то, что писали в газетах.
— Тогда ты знаешь не меньше моего. Его гениальность не столько в том, что он много знает, а в способности обучаться. Он овладел скрипкой в одну неделю, а на следующую пришла очередь пианино. О, я понимаю, это кажется невероятным, но это чистая правда. Даже музыкальные критики признали его мастером игры на нескольких инструментах. И это не все. Однажды он заинтересовался астрономией. За несколько дней он перечитал все книги по этому предмету. Вместе с отцом мы отвезли его в обсерваторию, где он опять-таки поразил специалистов своими сверхъестественными познаниями. Помимо того, он настоящий кудесник по части математики. Меньше чем за секунду он извлечет тебе корень кубический из шестизначного числа до третьего знака. Что я еще могу сказать? Нет такой области, в которой он не выделяется. Он моментально схватывает основы и в пять минут научится тому, на что нам с тобой понадобились бы годы. Вот тебе наш гений в двух словах, Майк, но тут остается в стороне его самая важная детская сторона. Во всех отношениях он точно такой же, как и другие мальчики.
— Старик говорит то же самое.
— Он совершенно прав. Растон любит игры, игрушки и книги. У него есть лошади, велосипед, коньки и санки. Мы часто подолгу гуляем по усадьбе и без конца разговариваем. При желании он мог бы распространяться о ядерной физике десятисложными словами, но он не таков. Скорее заговорит о футболе.
Я выловил еще одну сигарету из золотой коробочки и чиркнул спичкой о ноготь.
— С этим как будто все ясно. Может быть, он и вправду вовсе не чокнутый. Давай-ка глянем на его комнату.
Рокси кивнула и встала. Пройдя в конец комнаты, она отворила дверь.
— Здесь.
Когда она зажгла свет, я вошел. Не знаю, что ожидал я увидеть, но вовсе не это. На стенах висели вымпелы, за рамой зеркала торчали фотографии. Одежда была разбросана по спинкам стульев и на столе в типично мальчишеском беспорядке.
В углу стояла кровать. Одеяло сбилось к ногам, а подушка сохранила отпечаток головы лежавшего. Если мальчишку действительно уволокли силой, я ему сочувствовал. Ночь совсем не подходила для прогулки в пижаме, тем более, что ее верхняя половина осталась висеть на спинке кровати.
Я попробовал открыть окно. Оно поддалось довольно легко, хотя, судя по пыли на наружном карнизе, в последнее время его не открывали.
— Ты запираешь его дверь на ночь? — спросил я Рокси.
Она покачала головой.
— Нет, с какой стати.
— Заметила тут какие-нибудь следы за дверью или окном?
Ответ снова был отрицательным.
— Если следы и были, — добавила она, — их затоптали в суматохе.
Я медленно затянулся сигаретой, запоминая все детали. С виду все довольно просто, а вот как на самом деле?
— Детка, а что это за выползки там внизу?
— Главным образом родня.
— Знаешь их?
Рокси кивнула.
— Из близких родственников у мистера Йорка только сестра с мужем, их сын и дочь, еще кузен. Остальные — родня его жены. Сколько помню, они всегда здесь сшивались, так и ждут, когда с ним что-нибудь случится.
— Он это понимает?
— Видимо так, но ему, похоже, все равно. Они наперегонки стараются войти в милость к старикану. Полагаю, дело тут в завещании. Как обычно.
— Да, но им долго придется ждать. Йорк сказал мне, что у него прекрасное здоровье.
Рокси странно посмотрела на меня и опустила глаза. Она вдруг заинтересовалась своими ногтями. Я дал ей попотеть немного и только потом бросил:
— Выкладывай, детка.
— Что выкладывать?
— То, что подумала и чуть не сказала.
Она закусила губу, поколебавшись.
— Только между нами, Майк. Если мистер Йорк узнает, что я об этом заикнулась, я потеряю место. Ты ведь не проболтаешься?
— Обещаю.
— Я прожила здесь примерно две недели, когда случайно подслушала разговор мистера Йорка с врачом после осмотра. Видимо, мистер Йорк понимал, что произошло, но все же хотел удостовериться и позвал другого врача. Некоторое время он работал у себя в лаборатории с одним аппаратом и каким-то образом получил слишком большую дозу радиации. Достаточную, чтобы вызвать внутренние поражения и укоротить ему жизнь. Конечно, близкая смерть ему не грозит, но никогда нельзя быть уверенным. Он не получил серьезных поражений, однако болезнь грызла его два года, и учитывая его возраст, можно ожидать, что любое физическое или душевное напряжение будет для него смертельным.