– Это бред, – сказал себе Андрей и через силу улыбнулся. – Розыгрыш! Она думает, что я испугаюсь!
Он снова попробовал усмехнуться, но ничего не вышло.
– Блин, ты ответишь или нет? – крикнул он, чувствуя не только страх, но и гнев. – Что там случилось?
Ни слова в ответ. Только мерное – клац. Клац. Клац. Ближе, еще ближе. Клац. На этот раз уже возле самой двери!
И тут нервы его сдали, он вскочил с кровати, голышом подбежал к двери и захлопнул ее. А потом нажал на кнопку фиксатора.
И тут что-то зацарапало, заскребло в створку. А потом он услышал страшный звук – не то змеиное шипение, не то приглушенный стон. Андрей знал, что там, в коридоре, чудовище, и оно не успокоится, пока не доберется до него!
Спина и шея Андрея покрылись холодным потом, и он проснулся.
В больничной палате царил полумрак, подсвеченный тусклой ночной лампой. Андрею захотелось яркого света, и он уже собрался крикнуть – «Свет! Включите свет!» – но осознал, что ничего страшного не происходит и нет никакого царапанья в дверь, никакого клацанья по паркету.
– Это был сон, – облегченно проговорил он. – Слава богу, это был всего лишь сон.
Темченко вздохнул и вдруг закашлялся. Но тут же прикрыл рот рукой. Ему не хотелось будить медсестру, которая, должно быть, кемарила за столом в коридоре.
Немного успокоившись, он стал анализировать свой сон и понял, что в этом кошмаре причудливым и жутковатым образом переплелись реальность и фантазия. Они действительно собирались ехать в лес на этот чертов мальчишник.
Был телефонный звонок Виталика Борзина, была блондинка под одеялом, было самодовольство юного прожигателя жизни, разъезжающего по Москве на подаренной отцом «Тойоте». Все это было.
Но вот остальное… Клацанье, царапанье в дверь… Фу ты, мерзость какая!
Он передернул плечами.
Нет, это все наслоение кошмара на реальность. А значит, и бояться нечего.
Он облегченно вздохнул и почувствовал, что хочет курить. Андрей понял, что раньше курил. Раньше?.. Да, восемнадцать лет назад.
Внезапно Андрею стало страшно и душно. Восемнадцать лет псу под хвост. Молодость, которой не было. И никогда не будет. Никогда!
От приступа паники он стал задыхаться. Превозмогая боль во всем теле, Андрей сел на кровати и опустил ноги на пол, стараясь восстановить дыхание и успокоиться.
Потом, оттолкнувшись от края кровати руками, он поднялся на ноги, покачнулся, но устоял. Ноги дрожали от слабости, но стоя он почувствовал себя немного лучше.
– Ладно, – хрипло пробормотал Андрея, успокаивая себя. – Ладно. Прошло и прошло. Я еще не стар. Впереди полжизни. Я не стар. Сорок лет для мужчины – самый расцвет!
Пробормотав это, он вспомнил Лизу. Перед глазами у него встало ее лицо, нежное, смущенное, доброе. Андрей улыбнулся, на душе у него немного посветлело. Тучи еще не рассеялись, но сквозь них пробились лучи солнца, и этим солнцем была хрупкая девушка в белом халате, которая ухаживала за ним полтора года. Переворачивала, чтобы не было пролежней, меняла подгузники…
Внезапно Андрею стало стыдно, и этот стыд отвлек его, отогнал на время гнетущую тоску и скорбь по непрожитой молодости. Стыд помог ему осознать, что он относится к Лизе совсем не как к медсестре.
Но ведь она такая юная, а ему… Господи, ему уже сорок лет! Еще пару недель назад его отцу было сорок четыре, и вот уже ему самому сорок. Как такое возможно?
Андрей вновь затосковал, в этот миг почувствовал на себе чей-то взгляд.
Он обернулся, но в палате, конечно же, никого не было.
Тогда откуда это ощущение?.. Кто может на него смотреть в ночной тишине, в этой тоскливой безлюдности?
Андрей посмотрел на окно. Его палата находилась на первом этаже клиники, и поэтому мысль о том, что кто-то может смотреть на него с улицы, не показалась ему дикой.
Желая развеять жутковатую иллюзию, Темченко двинулся к подоконнику. Шел он медленно, чуть прихрамывая, морщась при каждом шаге от боли в хрупких костях и отвыкших от движений суставах.
Вот и окно.
Андрей оперся ладонями о подоконник и, наклонившись вперед, вгляделся в ночную тьму, разбавленную тусклым светом фонаря.
По спине его пробежал холодок, когда он увидел одинокую темную фигуру, стоявшую рядом с фонарем.
– Ерунда какая-то… – прошептал Темченко, стараясь взять себя в руки.
Он вгляделся в фигуру пристальнее. Ему показалось, что это женщина. Но что здесь делать женщине? В такое время, одной?… Странно…
Андрей вздохнул и понял, что все еще чувствует на себе чужой взгляд. Несомненно, эта странная женщина смотрит на него. От этой мысли ему стало не по себе. Все это попахивало какой-то чертовщиной.
«Быть может, там вообще никого нет? – спросил он себя. – И все дело в игре теней?»
Он закрыл глаза, мысленно досчитал до пяти и вновь открыл их – и словно кто-то стегнул его по сердцу ледяным хлыстом! Женщина переместилась! Теперь она стояла не возле фонаря, а перед ним – метрах в пяти или шести от окна. Стояла все так же неподвижно. И смотрела на него.
Одета она была во что-то темное – плащ или пальто. Черт ее лица, скрытого в тени, он не мог разглядеть, но было ясно, что она очень бледна: лицо выделялось на фоне полумрака светлым, словно мерцающим пятном.
Темченко не выдержал – шагнул в сторону, скрылся за стеной, прижался к ней спиной и замер, пытаясь перевести дух.
Тело, вторя обессиленному духу, предательски ослабло, ноги подкашивались, в висках стучало. Ныли перетруженные мышцы, бешено колотилось сердце.
– Все хорошо… – хрипло прошептал Андрей, стараясь себя успокоить. – Ничего не случилось. Подумаешь, какая-то баба… Все это бред, полный бред.
Самовнушение подействовало, и вскоре он немного успокоился.
Он решил, что нужно еще раз выглянуть в окно, чтобы удостовериться: ничего страшного на улице не происходит, и скорей всего, там уже никого нет.
Да, конечно – там никого нет! Кто-то проходил мимо, остановился, чтобы… закурить или еще что-нибудь. А он уже навоображал себе черт знает чего. Надо выглянуть. Определенно.
Андрей собрал волю в кулак, шагнул к окну и выглянул на улицу.
Бледное лицо женщины с неразличимыми чертами почти прижалось к стеклу, высматривая Андрея, белки ее глаз тускло мерцали в темноте.
Темченко, со сжавшимся от ужаса сердцем, хрипло вскрикнул и попятился от окна. Женщина среагировала на крик и уставилась на него. Потом прижала растопыренные пальцы к стеклу, клацнув по нему ногтями.
КЛАЦ!
Улыбнулась и заскребла ими по стеклу. Губы ее что-то беззвучно зашептали, и в ушах у Андрея зазвучал далекий, приглушенный временем голос, от которого кровь в его жилах превратилась в горячий лед.