Бесцельно оглядываясь, он потоптался на месте, приводя в порядок свои мысли и чувства. По тротуару густо текла толпа. Он вспомнил, что конец рабочего дня, и подумал тут же, что народу на улицах бывает густо и в середине дня, и утром. Одним словом, Москва.
Пройдя к своей машине, он сел за руль, выехал на середину улицы и поехал в прокуратуру.
В Столешниковом переулке вообще было не протолкнуться. Оставив машину, Турецкий прошелся по улице, размышляя о своем. «Убийство Викулова в тот момент, когда он держал в руках какие-то нити, о которых не успел рассказать… Потом гибель того, условно говоря, ступинского киллера, на след которого бандитов навели очень осведомленные люди. Если бы того киллера успел взять Грязнов, многое сейчас уже было бы ясным. Кто же опередил начальника МУРа? Наверняка кто-то из окружения. Из ближайшего окружения. Кто?.. И наконец, это ошеломляющее наглое ограбление. Пять миллионов евро. Международный скандал! А ведь об этих деньгах знали считанные единицы наверху. Неужели же из Западной Европы пришел сигнал? Нет, надо искать здесь, — сказал себе Турецкий. — И чудится мне, все это звенья одной цепи.
Толпа на улице потекла еще гуще, огибая, как водный поток тонкие тростинки, влюбленную парочку и одинокую женщину, которая стояла к нему спиной. Что-то в ее облике было ему знакомо. Он двинулся к ней, но женщина, словно почувствовав это, быстро пошла вперед. Турецкий не привык путаться в догадках. Едва не потеряв женщину в толпе, он быстро ее нагнал и узнал прежде, чем она обернулась. Увидел глаза, полные слез, и в следующий миг обнял Нину.
— А я часто приезжаю сюда, — сказала она, смеясь сквозь слезы. — Стою и плачу. Думаю, почему он не хочет бросить свою жену и прийти ко мне навсегда? Почему я так поздно родилась и не встретила его раньше?
Настроение у Александра Борисовича было далеко от лирического. Но все же слова Нины Боярской поразили его. Обнявшись, они прошли несколько шагов.
— Ниночка! Я сам думаю о тебе каждый день, — сказал Турецкий, и как ему показалось — искренне. Маленькое преувеличение можно было себе простить.
— А где же выход? — тихо спросила она.
— Но я же не могу все бросить. Прожитые годы ведь «с белой ручки не стряхнешь и за пояс не заткнешь», как говорил мой великий тезка.
— Но мы можем хотя бы чаще встречаться? — спросила она.
— Конечно! — сказал Турецкий с решительностью, но, впрочем, не был в этом уверен.
Зато она обрела некоторое спокойствие и расцветала на глазах.
— Сегодня ровно месяц, как мы встретились. Я помню твое чудесное появление.
— Да?
Он совсем запамятовал. Но теперь неудобно было сразу расставаться. Мужской престиж требовал, чтобы женщине было доставлено какое-нибудь удовольствие. Если не постель, то хотя бы ресторан.
— Я предлагаю отметить эту дату, — быстро заговорил он. — Есть небольшой, но весьма приятный ресторанчик, куда мы с тобой поедем. Ладно?
Глаза ее засияли.
«Интересно, когда вернется Грязнов? — подумал Турецкий. — Наверное, через час можно будет позвонить». А вслух сказал:
— Отлично! Мне потом придется вернуться на службу. Такой день…
Она живо обернулась к нему:
— Слышала, в «Шереметьеве» разбился лайнер. Или во «Внукове»? Словом, где-то под Москвой.
— Вот в том-то и дело, — машинально ответил Турецкий.
Ресторанчик, возле которого он остановил машину, был примечателен вдвойне. Во-первых, по наблюдениям Турецкого, здесь не бывал никто из знакомых. А во-вторых, что более существенно, здесь произошла памятная история с Мариной Викуловой, а значит, была завязка и на самого Василия Георгиевича.
Допросы обслуги ничего не дали. «Обслуга… обслуга… — подумал Турецкий. — Была прислуга, стала обслуга. А что изменилось? Все возвращается на круги своя».
Нина заметно занервничала, когда они вошли в полутемный зал.
— Зачем мы сюда приехали? — спросила она. — Если бы я знала, что сюда, я бы тебя отговорила.
Турецкий закурил и немного удивился:
— Почему? Здесь очень мило.
— Ты здесь не первый раз? — спросила она.
— Конечно… — ответил Турецкий.
Нина фыркнула.
— Хочешь поглядеть, как местные гладиаторши раздвигают ноги? — проговорила она с досадой. — Я умею это делать не хуже.
— Но пока же на сцене никого нет, — отозвался Турецкий рассеянно. — Чего ты нервничаешь?
Он огляделся как бы невзначай и понял, что замечен обслугой. Его присутствие на допросах не прошло бесследно. У них мгновенно взяли заказ и быстро обслужили.
— Ты обладаешь магнетизмом, — усмехнулась Нина.
— Конечно, — согласился Турецкий, не вдаваясь в объяснения.
Он еще раз подумал, что допросы обслуги по делу Марины ничего не дали, потому что у следствия не нашлось ни одной зацепки. А надеяться на добросовестность торговой мафии было, по меньшей мере, наивно. «Зацепку эту следует искать. И немедленно, — размышлял он. — Сейчас же!»
Нина подняла бокал.
— За этот день! — произнесла она, и глаза ее заблестели.
Они чокнулись и выпили. Но Нина тут же спохватилась:
— Ты же за рулем!
Турецкий кивнул.
— Давай, тосты буду поднимать я, а ты только чокайся.
Турецкий снова наполнил бокалы.
— Ко мне милиция не будет придираться за сто граммов, — сказал он. — Если я, конечно, не нарушу правила. А у меня есть привычка их не нарушать.
На сцену вышли полуголые гладиаторши.
— Ну вот, ты дождался, — сказала Нина с досадой. — Что, интересно, у них есть такое, чего у меня нет?
— Я на них не смотрю, — сказал Александр Борисович. Он с нежностью взял руку молодой женщины, поднес к губам и стал внимательно разглядывать каждый пальчик. В это время гладиаторши на сцене тузили друг друга, и слышны были хлесткие удары.
— Расскажи мне историю этого перстенька, — попросил Турецкий.
— О! Это от мамы, — живо отозвалась Нина. — Тут настоящий бриллиант.
— Вижу! — отозвался Турецкий. — Мне это не надо доказывать.
Нина поправила перстенек на пальце: золотая веточка с крупным, по обычным понятиям, бриллиантом.
— Первый раз я его надела, когда мне было шесть лет, — сказала она. — Потом я выпрашивала его у мамы на каждый день рождения, на все праздники. А когда закончила институт, мама подарила его насовсем.
Турецкий поцеловал пальчик на узкой ладони.
— Вот он, оказывается, какой загадочный перстенек, — произнес он. — Должен тебе сказать, что сейчас он весьма дорого стоит. Я бы не советовал его носить, когда идешь от своего метро через рощу.