Неизвестно, что больше – твердое убеждение Турецкого, что Авдееву, несмотря на всю его наглость и высокие связи, обязательно придется отвечать или ясное понимание собственных, весьма непривлекательных перспектив, но Семихатько вынужден был принять для себя окончательное решение. И он, потомившись, сказал наконец, что сейчас по собственной инициативе выдаст самую что ни на есть секретную банковскую информацию. Да, он был просто вынужден, исключительно по приказу президента, изъять всю информацию, касающуюся интересующих следствие вопросов, из электронной памяти и доставить ее в Успенское. Где она и должна в настоящий момент находиться. Если вообще не уничтожена. Схема же следствию уже известна. Еще с прошлой встречи. И это заявление он, Семихатько, делает добровольно, хотя и понимает, что сам ровным счетом никакой ответственности за действия президента банка не несет. Выкрутился, кажется. И Турецкий не стал его разубеждать, поскольку главное, чего хотел, уже получил… Он снова зафиксировал показания главного юрисконсульта банка надлежащим образом, чтобы они имели доказательственную силу в суде…
Меркулов был мрачен, как всегда, когда ему не удавалось настоять на своем. Даже такой аргумент, как информация об изъятии всех сведений о пятимиллиардном транше из компьютеров банка «Деловой партнер», не могла развеять его тоски, сопровождаемой частыми в последнее время тяжелыми мыслями о необходимости ухода на пенсию. Шесть десятков – это предельный возраст для служащих, когда от них желают избавиться. И вовсе не стараниями нескольких последних и. о. и генеральных без этой приставки служил Отечеству верой и правдой Константин Дмитриевич. Эти-то как раз много бы дали, чтобы поскорее избавиться от строптивого заместителя. Были – и в правительстве, и в иных, даже более влиятельных структурах – лица, которым Меркулов был нужен именно на данном посту. Как при всякой неразберихе и безалаберности всегда необходима личность, вокруг которой так или иначе группируются главные государственные интересы.
Турецкий, естественно, сочувствовал Косте, но это сочувствие выражал по-своему. Он считал, что в подобных ситуациях начальство надо ставить перед свершившимся фактом. И чем он будет грубее и жестче, тем лучше. Вот и теперь, явившись с очередной идеей, он очень надеялся, что Костя поймет его и не станет чинить препятствий, а возможный результат покажет и. о., как он был глубоко не прав, пытаясь ради чьей-то прихоти лизнуть то, что считается вообще непристойным демонстрировать в приличном обществе.
Витиевато сформулированная мысль немного развеяла Костину горечь и пробудила интерес к очередной авантюре признанного «мастера версий».
– Ты только давай без этого… – Меркулов неопределенно подвигал ладонью над головой, вероятно пытаясь продемонстрировать свое отрицательное отношение ко всякой двусмысленности.
– Исключительно по делу, Костя! Мне тут нынче, когда я знакомился с очередной грудой материалов и беседовал с одним брехливым фигурантом, явилась идея. Если не возражаешь, я бы ее обсудил с тобой.
– Грязнов в курсе? – брюзгливо поморщился Меркулов. Он был уверен, что Турецкий лукавит. Наверняка обсудили уже с дружком-приятелем, а теперь решили на нем проверить.
– Нет, что ты! Я ж говорю, идея сформировалась только что. Свеженькая, из печки.
– Ну давай…
– Факты показывают, что партнер взялся спешно изничтожать все улики, рисующие его непривлекательный образ в деле с миллиардами. Из чего я вправе сделать вывод, что денежки уже тю-тю. Подтверждение тому признание его главного юрисконсульта, нарисовавшего мне схему умыкания средств за границу. Поскольку официальных свидетельств участия банкира в афере с траншем, за исключением показаний Шацкого и Семихатько, от которых, не исключаю, последний, почуяв запах паленой своей задницы, может с легкостью и отказаться, мы не имеем, а тех, что есть, можем не достать, мне представляется необходимым сделать один решительный шаг. Нет, если наш генеральный и. о. выбьет из «верхних людей» разрешение на привлечение папаши Авдеева в качестве свидетеля, это дало бы нам возможность на проверку банковской документация, авось какие-нибудь следы, глядишь, и обнаружились бы. И дома у него обыск произвести. Но нам все никак не позволяют.
– Все это уже известно, – перебил Костя, – давай-ка поближе к делу.
– Ближе некуда. Сообрази с трех раз, кто без разрешения верховной власти может взять за горло нашего банкира? Только тот, кто в курсе аферы с деньгами. И тот, кто пасть порвет любому, который захочет натянуть ему нос.
– Постой, ты хочешь… предлагаешь на этого бандита натравить уральских бандитов?
– Знаешь, за что я тебя глубоко уважаю, Костя? Тебе никогда не нужно ничего разжевывать. Ты, как всякий настоящий мужик, любишь свежатинку, а не то, что уже пробовали есть. В самую точку угодил.
– Подожди с комплиментами, – нахмурился Меркулов. – А как ты намерен это сделать?
– А вот для этого, Костя, мне необходимо вылететь на Урал и встретиться с теми, кого надул Авдеев. В первую очередь с губернатором, с его экономическим советником по фамилии Геллер, не исключаю, что для вящей убедительности неплохо будет подключить еще и местную уголовщину. Я имею в виду разных там «центровых», «уралмашевских» и прочих, которые готовы постоять за честь и достоинство своего региона в надежде перехватить денежку. Собственно, идея заключается в том, чтобы натравить вора на вора. А что, Костя, есть иной вариант? Который в полном согласии с Уголовным кодексом?
– Вор, говоришь, на вора? И это повторяем мы с тобой! Господи, да что же деется-то на белом свете!… – Меркулов обнял голову ладонями, раскачивая ею из стороны в сторону.
– Предлагай свой выход. – Турецкий отвернулся к окну.
– Если бы он у меня имелся, я бы никогда не согласился с твоим предложением, – печально сказал Костя.
– Значит? – даже расплылся в улыбке Турецкий.
– А значит, что ты можешь оформлять командировку. Я подпишу, – тяжко вздохнул Меркулов. А когда Турецкий дошел до двери, остановил его невразумительным междометием: – Ты вот что… Проверь-ка на всякий случай, не в Москве ли губернатор. Может, туда и гонять не надо.
– А ведь точно! – чуть не хлопнул себя по лбу Турецкий. – Он же сенатор! В Совете Федерации заседает!
– А я про что… – И Костя устало махнул ладонью, иди, мол.
Огромный и неповоротливый Георгий Чартхилава, он же просто Гоги, только казался медлительным и даже ленивым. На самом деле, как всякий крупный зверь, он был и быстр, когда требовалось, и соображал на два хода вперед. Старая милицейская закваска, помноженная на философию настоящего «цеховика», создала почти идеальный вариант профессионала, владеющего как проблемами обеспечения безопасности, так и секретами уголовной среды. В любом случае лучшего помощника в этом плане Олег Авдеев себе пока и представить не мог. Как всякий кавказский человек, обладающий определенным менталитетом, рожденным своей средой и вековыми традициями, Гоги был верным человеком, но и по-своему коварным. И коварство это могло бы проявиться во всем блеске лишь в одном случае: если Гоги почувствует со стороны «старшего», в данном случае – Олега, малейший намек на недоверие к себе. К счастью, до сих пор такая необходимость Авдееву не представлялась.