— Вот именно случай, Сашенька! Его величество случай! Киллер — спец высшего класса. Работал «по профессии» лет пять. Выполнял заказы только избранных и весьма влиятельных клиентов. Так вот, он выстрелил на лестничной площадке, когда Губернаторов вышел из лифта, затем бросил оружие и спустился в парадное. А на улице, возле дверей, шла драка. Какой- то дебош пьяный. И наш киллер случайно подвернулся под чей-то кулак. Ударили его весьма крепко. Вырубили. А тут и милиция — жильцы вызвали. И всю компанию — в отделение. А через несколько минут в отделение звонок — сообщение об убийстве. Так этого голубчика и повязали. Он быстро смекнул, что его дело — швах, и дал согласие сотрудничать. Леонида на это дело поставил бывший генеральный. Собственным распоряжением. И требовал ежедневного доклада: какие показания дает убийца. А тот давал такие показания, что Леня однажды с бутылкой водки приехал сюда, ко мне, напился и, заплакав, сказал, что боится за свою жизнь. Что заказчика этого преступления киллер не знает, общался с посредником. Но и фамилия посредника весьма впечатляла...
Семен Семенович назвал фамилию. Грязнов с Турецким переглянулись, присвистнули.
— Я думаю, — продолжил Моисеев, — бывший генеральный умышленно назначил на это дело именно Леонида. Он был идеальным служакой, исполнительным, довольно робким. И ему оставался год до пенсии. И думаю, что взять дело домой по своей инициативе Леонид не мог — это было совершенно не в его характере.
— А вы знаете, что почти сразу после пожара в квартире Миронова киллер повесился?
— Или ему помогли повеситься... — добавил Грязнов.
— Знаю, конечно. Помню. Хвосты обрубались, следы заметались, — покачал головой Моисеев.
— Что ж, получается, что дорогу в Думу Новгородскому расчищали. Некто весьма влиятельный. И чем же он им так люб был, убиенный Новгородский? — задумчиво произнес Турецкий.
Возникшее молчание оборвала трель мобильного телефона. Грязнов полез в карман.
— Але? Что?! Не может быть! Куда? Сейчас будем! — он отключил трубу, поднялся из-за стола — Саша, вперед! Картины нашлись!
— Где нашлись? — уже в машине спросил Турецкий.
— Антикварный магазин на Пречистенке. Принес молодой парень, почти мальчишка. Хозяин лавки тут же позвонил в МУР. И торговался, пока мои орлы не подъехали. Взяли голубчика с поличным. Оба полотна — и Малевич и Филонов — в рамах. Кроме того, при досмотре личных вещей парня в кармане обнаружен бумажник Бриони. Бежевого цвета. Помнишь, Новгородская показала, что мужний бумажник пропал? Думаю, это он и есть, тьфу, тьфу, тьфу.
— Что за парень?
— Парень-то? Олег Мостовой, восемнадцать лет. Сейчас приедем, увидим, что за парень. Его на Петровку привезли. Так что, если ты не против, там и допросим.
...Олег Мостовой оказался высоким, нескладным юношей с характерной для этого возраста угреватой кожей. В кабинет его ввели под конвоем. Мальчишку сотрясала крупная дрожь.
— Садитесь, — Турецкий указал на стул.
Мальчишка буквально рухнул на жесткое сиденье.
Грязнов с удивлением разглядывал предполагаемого преступника.
— Включайте видеокамеру, — кивнул он оперативнику. Раздался щелчок, зажужжала пленка.
Александр Борисович Турецкий зачитал статьи УПК, предупредил задержанного об ответственности за дачу ложных показаний.
— Назовите свое имя, отчество, фамилию.
— Мостовой Олег Николаевич, — пролепетал парень.
— Говорите громче. Повторите ответ.
Вместо этого парень громко, отчаянно зарыдал. Оператор выключил камеру.
— Принесите валерьянки, — приказал по селектору Грязнов.
В кабинете возникла очаровательная секретарша Зиночка. По комнате поплыл сильный запах валерианы.
— На, выпей, — ласково, как мать над больным ребенком, склонилась Зиночка над Олегом.
Тот взял дрожащей рукой рюмочку. Было слышно как стучат его зубы о стекло.
— А теперь запей, — она протянула чашку с водой. — И не бойся ничего. Никто тебя здесь не обидит. Это они только с виду страшные, — ворковала секретарша.
— Зинаида! Ты что себе позволяешь? Выйди из кабинета! — рявкнул Грязнов.
— А вы на меня не кричите, — ничуть не испугалась Зинаида. — То войди, то выйди...
— Ну все, все! Свободна!
Зинаида приняла из рук преступника рюмочку и чашку.
«Были бы у нее руки свободны, она бы его еще и по голове погладила. Или прижала к материнской груди», — подумал Турецкий и чуть насмешливо взглянул на Славу. Тот покраснел от возмущения, свирепо глядя на свою секретаршу. Зинаида не спеша направилась к дверям, проворчав на ходу:
— Запугали ребенка. И чего хотят-то. Орать не надо...
Грязнов открыл было рот, но Зинаида уже скрылась. Однако ее неслужебное поведение оказало положительное воздействие на Олега. Он перестал дрожать и стучать зубами.
Турецкий кивнул оператору. Пленка опять зажужжала.
— Продолжим, Олег Николаевич. Вы учитесь, работаете?
— Учусь.
-Где?
— В Баумановском. На первом курсе.
— Сегодня, двадцатого ноября, вас задержали в магазине антиквариата при попытке продать две картины. Покажите полотна.
Оперативник вытащил из клеенчатой хозяйственной сумки две небольшие картины.
— Эти картины вы пытались продать?
-Да.
. — Откуда они у вас?
— Я... Я их взял, — вымолвил Олег.
— Где? Когда?
— Седьмого ноября. У бабушкиного соседа... Я нечаянно! Я не хотел! Но я вошел, а он уже мертвый лежит. Я и подумал, что ему уже не надо...
— Подождите! Давайте по порядку. Что вы делали седьмого ноября сего года?
— С утра?
— Давайте с утра, — разрешил Александр.
— Встал. Родители решили ехать на дачу, звали меня с собой. Лучше бы я поехал... — Он всхлипнул.
Опять двадцать пять!
— Послушайте, Олег Николаевич! У нас здесь не пыточная камера, и вам не пять лет. В ваших интересах рассказать все подробно и искренне. Если вы будете биться в истерике, мы не дойдем до сути дела. А это может быть расценено как отказ сотрудничать со следствием. Понимаете?
Олег кивнул, глотая слезы.
— Вы курите?
-Да.