— Боитесь? — улыбнулся Грязнов.
— Даже если бы это было и так, — тоже улыбнулся подполковник, — в присутствии двух таких интересных женщин я бы ни за что не сознался.
— Ладно, — сказал Грязнов, — мы вас не выдадим.
И все засмеялись — даже с заметным облегчением. Точки были, во всяком случае, расставлены.
— Перейдем к делу, — Вячеслав Иванович заговорил уже серьезно. — Саня, я предлагаю выслушать Бориса Егоровича, с чего начал бы он, если бы… А затем наметим конкретный план собственных действий. Не возражаешь?
— Ты опередил меня ровно на один вопрос, — ответил Турецкий. — Добавлю только, что надо сразу распределить наши силы — это во-первых, и, во-вторых, уточнить, на кого из местных коллег мы можем полностью рассчитывать. У меня по ходу разговора возникли кое-какие соображения, но — позже. Борис Егорович, прошу. Так на чем тут ваши прокололись?
— Следственная работа с «отказниками», я имею в виду тех мужиков из Рассвета, проделана грубо. Это лишний раз указывает на то, что именно таких свидетельств и опасались те, кому была крайне невыгодна огласка истинной подоплеки происшествия. Значит, я бы начал еще раз именно с них, со свидетелей. Хотя не исключаю, что с ними придется очень трудно. Им либо хорошо заплатили за отказ от первоначальных показаний, либо так же хорошо припугнули. И то и другое в наших условиях вполне реальная вещь. Далее. Я бы немедленно, пока, думаю, еще не уничтожены следы преступления, съездил бы, как вы говорите, «на яму». Расул говорил мне, но сугубо в доверительном плане, что там лично для него сразу возникла масса совершенно необъяснимых вопросов. Однако все ответы на них взвалил, так сказать, на свои могучие плечи Семен Харченко.
— Действительно могучие? — с явным интересом переспросила Галя Романова и засмущалась некоторой двусмысленности своего интереса, поскольку все посмотрели на нее и засмеялись. — Нет, ну что вы?
И это вызвало еще больший смех.
— Галка, ты не о том думаешь, — лучась от удовольствия, воскликнул Грязнов. — Вот Володьке настучу!
— Ладно, успокоились, — поднял руку Турецкий. — Вопрос верный, я понял, о чем Галя спрашивает. Подоплека такая: мог ли этот следователь воздействовать на свидетелей? Ты об этом, Галя?
— Ну конечно, — словно обиделась она. — А вы сразу… бог весть что…
— Действительно, — серьезно ответил подполковник Романовой. — Образно говоря, типичный сибиряк, в классическом его исполнении. Рост, плечи, облик — все в его пользу.
— Кроме? — спросил Турецкий.
— Ну да, можно сказать, кроме того самого. Правда, верность хозяину всегда, во все века в России высоко ценилась, это вам должно быть хорошо известно, — многозначительно развел руками Симагин. — Кстати, я не сказал вам: там, на месте, был еще один важный свидетель, который также отказался в дальнейшем от своих показаний. Это местный участковый, некто Данин. Он первым облазил еще горевшие обломки, некоторые трупы обнаружил и, кроме того, вытащил к самой дороге еще живого тогда пассажира. Который, как вам известно, умер через три дня в больнице. Не приходя в сознание. Но у меня есть подозрения, что ему помогли. Хотя доказательств никаких. Я там не был. А расследований также никто не проводил.
— «На яму» эксперты выезжали?
— Александр Борисович, да я сам бригаду послал!
— И надо полагать, их заключение по горячим следам дает основание сделать выводы об ошибке экипажа?
— Теперь — да.
— Что с телами погибших?
— Их собирались отправлять в Москву, когда от вас пришло указание оставить на месте. Это обстоятельство вызвало, скорее, не недоумение, а определенную тревогу. Предлагалось даже сжечь тела тут, а родственникам выдать урны. Думаю, дело в том, что вы быстро прилетели. И еще позволю себе один факт. Расул сказал мне, что видел во лбу покойного министра след от смертельного огнестрельного ранения. На это ему указал участковый инспектор Данин, и он же показал на отверстия в обшивке самолета, напоминавшие такие, что оставляет пулеметная очередь. И эти факты еще больше напрягли ситуацию. Видимо, поэтому в уголовном деле они не фигурируют. Я полагаю, что с этими уликами, оставленными преступниками, возиться не стали, их попытались уничтожить. Если смогли.
— Анастасия Сергеевна, — Турецкий повернулся к Масловской, внимательно слушавшей весь разговор, но не проронившей ни слова и только курившей без перерыва тоненькие «дамские» сигареты, — я полагаю, открывается широкий простор для вашей деятельности. А чтоб вам не мешали, я прошу тебя, Слава, обеспечить помощь и охрану от всякого рода приставал, которые появятся немедленно, едва они увидят нашу Настю.
— Ничего, — гася очередную сигарету в пепельнице, услужливо предоставленную ей официантом в порядке исключения, заметила Масловская, — их разочарование будет неожиданным.
В ресторане вообще-то было запрещено курить, но перед такой обаятельной дамой, перед генеральскими мундирами устоять было нельзя, да и притока народа, как уже замечено, еще не наблюдалось.
Грязнов с Турецким бегло переглянулись, пряча улыбки: у Насти, что было им хорошо известно, настоящий мужской характер — жесткий и требовательный. И голос она имела достаточно громкий, чтобы, не вдаваясь в лишние объяснения, заставить человека делать только то, что ей в данную минуту нужно. И чтоб никакой самодеятельности. Она бы никогда, например, не стала генеральшей, но вот генералом — однозначно. И при всем этом — пленительное изящество движений, покоряющая женственность, мягкость. Те же, кто снисходительно протягивали к ней руки, обманутые кажущейся доступностью, а таких находилось немало, очень скоро убеждались в глубокой собственной неразумности.
— Значит, с этим вопросом ясно, — как бы подвел итог Турецкий. — Теперь по поводу повторных экспертиз. У вас тут, Борис Егорович, в принципе, имеются достойные кадры экспертов-криминалистов?
И сказано это было заметно напряженным тоном, на что Симагин с ходу отреагировал:
— Не раздражайтесь, Александр Борисович, в принципе — есть. Но… если уже одни результаты экспертизы, можно сказать, прилюдно похерили, то что остается делать остальным специалистам? Получается, речь теперь можно вести лишь о независимой экспертизе, какую, я думаю, будет по своей линии проводить Анастасия Сергеевна. Кстати, по поводу медицины. Всем известно, и это было фактически официально заявлено, что судебно-медицинская экспертиза была проведена. А где ее результаты? Где экспертные акты? В деле их нет, я их не видел, хотя формально руковожу бригадой. Может, их видел Митрофанов? Смуров? Прохоров, наконец? Или наши руководители краевых силовых структур? Напрашивается вывод, что ее просто не делали. Ограничились внешним осмотром трупов и на том покончили.
— Но мы можем положиться на ваших криминалистов? — спросил Грязнов. — Неужели и этих вызывать из Москвы?
— Как говорится, для чистоты эксперимента… я бы вызвал.
— Слава, — поморщился Турецкий, — с этим тоже понятно. Надо, наверное, Мануйлова вызвать и нашего Сережу.