5
Экспертное заключение Юрия Алексеевича Сидорова, текст которого Турецкий, по его просьбе, немедленно передал в Москву, Найденову, повергло господина председателя аварийной комиссии Леонидова в шок. Вернее, он так изобразил свое отношение к данному факту. А причина была не в том, что профессор МАИ дезавуировал выводы экспертизы аварийной комиссии, Сидоров назвал эти выводы чистейшей воды фальсификацией. Не ошибкой, не особой точкой зрения председателя, несогласного, скажем, с мнениями членов комиссии, а практически сговором недобросовестных чиновников, которые немалое время занимались не поиском правды, а исключительно утолением собственных амбиций. И только по личной просьбе Турецкого Юрий снял из отчета обвинение в том, что такого рода преступления могут быть объяснены лишь единственной причиной — стремлением утопить истину в потоках лжи, явно стимулированным крупной взяткой.
— Ты понимаешь, старик, — убеждал Александр, — я с тобой совершенно согласен, и ты стопроцентно прав. Но этот твой вывод заставит мое руководство потребовать от меня нового расследования по поводу этих проклятых взяток. А они в наше время практически недоказуемы, если сразу двоих — взяткодателя и взяткобрателя — не схватить за руки, причем в присутствии свидетелей, которые потом не откажутся от своих показаний, кстати, по той же причине. Зачем ты хочешь повесить мне на шею такой хомут?
— Но ведь я же обязан!.. — возразил Сидоров, пылая справедливым гневом и удивляясь спокойствию Саши.
— А ты и сделал свое дело, Юрочка. И твоя роль просто превосходная, чего нельзя сказать, к примеру, о Валерии Леонидовиче Найденове. Как теперь он станет выкручиваться из такого конфуза, я себе не представляю. Но он сам виноват, что посоветовал обратиться именно к тебе. Пусть и расхлебывает. А в комиссии, между прочим, вовсе не единогласное мнение. Есть там такой Черемшин, так он сразу мне сказал, что комиссия туфтой занимается, правда, когда я предложил ему произнести это вслух, он увильнул в сторону. И я его понял — ему дальше работать в вашем ведомстве — и не стал осуждать его, хватило и того, что он хотя бы мне признался…
И еще одно знаменательное событие произошло в тот же день. Долго темнил Саркисов, но когда Турецкий кратко познакомил его с экспертизой Сидорова, Рауль вдруг словно опомнился. А может, понадеялся еще на толику снисхождения со стороны следствия. Он наконец «вспомнил», что его команда, участвуя в разборке обломков сгоревшего самолета, по просьбам руководителя комиссии и, естественно, Митрофанова, в числе прочих узлов и деталей, необходимых для проведения различных экспертиз, загрузила в кузов грузовика и здоровенное, оторванное от самолета шасси, валявшееся, между прочим, далеко в стороне от «ямы», его и нашли-то с трудом. Так вот, когда ехали обратно в город, профессор Леонидов, сидевший в вездеходе вместе с Раулем, неожиданно сказал:
— А собственно, зачем мы тащим эту «железяку»? Толку от нее никакого, а возни много. Давайте выбросим ее ко всем чертям.
Что и было сделано.
Саркисов сказал еще, что, если его провезут по дороге к Рассвету, он укажет место сброса.
— А вы раньше разве не понимали смысла сокрытия такой важной улики, Рауль Искандерович?
— Скажу так: не особо задумывался. Не мое это дело, не моя епархия, как выражается мой генерал. А теперь появилась возможность поразмыслить… Кстати, и о «черных ящиках»…
— Если вы считаете, что открываете мне Америку, то сильно заблуждаетесь. Я с самого начала был уверен, что их исчезновение — ваша работа.
— Ну, скажем, не совсем моя. Не я ж командовал той ночью. Было кому. И командовать, и докладывать. Вот вы в прошлый раз упомянули про записи разговоров по телефонам…
— Было дело. Уже идентифицировали. Причем всех. Включая вашего «неуловимого мстителя» Аркадия Яковлевича.
— Даже так? Вы делаете успехи, — ухмыльнулся Рауль и вдруг беззаботно рассмеялся.
— Я сказал что-то смешное? — не понял Турецкий.
— Очень. Знаете, кого в армии называют неуловимыми мстителями? Лобковых вшей! Не имели дел?
— Бог избавил.
— Вам повезло… Так этот Аркадий сильно напоминает. Поймать его, во всяком случае, трудновато. Как и просто увидеть… невооруженным глазом.
— А вы с ним лично знакомы?
— Тоже бог миловал. И сам не хочу, и вам не советую.
— Увы, совет неправильный. Но готов принять любую хорошую подсказку. Зачтется.
— Вы уверены?
— А это как подать в суде. Активное сотрудничество со следствием еще ни одному обвиняемому не повредило и его положения не ухудшило, в то время как обратный пример, так называемый прецедент, имеется.
— Местонахождение абонента пробовали определять?
— Естественно. Восточный район Подмосковья. Точнее пока не удалось.
— И правильно, он осторожный волк, много не говорит. И чаще всего из разных мест. В Воскресенске он проживал в последнее время. Туда однажды ездили к нему наши свояки. Фамилии не называли, но из их разговоров я понял, что это был Аркаша. Это они его так за глаза зовут, в глаза-то вряд ли, я слышал, тот не любит панибратства.
— Последнюю его фамилию не называли?
— Нет, только — Аркаша.
— К слову, о тех «черных ящиках»… Вы их туда же выбросили?
— А место удобное, от дороги всего два десятка шагов, и дальше крутой овраг, заросший стлаником, ну, этим, кедрачом. Дуриком туда никто не полезет.
— Ну так что, съездим? — спросил Турецкий и добавил многозначительно: — Только уж извините, рука об руку. — И он достал из кармана блестящие никелированные наручники американского производства. В свое время подарил Питер Реддвей, один из бывших заместителей директора ЦРУ. — Посидите немного, — продолжил Турецкий, — пойду оформлю выезд чин-чинарем. Только уж смотрите, Рауль Искандерович, — серьезно предупредил он, — чтоб без сюрпризов. Не портите мне впечатление…
Двое спецназовцев, сопровождавших Турецкого и Саркисова в грузовом «бычке», легко отыскали по указанным Раулем приметам все то, чего так не хватало экспертам-криминалистам для расследования причин катастрофы. И с этой минуты Турецкий вообще перестал общаться с Леонидовым, торжественно доставив Юре Сидорову необходимые вещественные доказательства.
Анализ повреждений деформированного шасси, сделанный Мануйловым и Мордючковым под непосредственным руководством Сидорова, однозначно указал на то, что правое шасси было оторвано от самолета взрывом заложенного в нем заряда за считанные минуты до падения машины на землю, который, без сомнения, послужил одной из причин этого падения. Можно было даже предположить, что этот заряд, заложенный еще в Москве и не сработавший при взлете самолета, когда убиралось шасси, увы, дал о себе знать, когда пилот выпустил шасси, заходя на посадку. Возможно, что и пулеметные очереди внезапно атакующего лайнер истребителя — а учебный он или боевой, разглядеть ночью никто не мог, — спровоцировали этот взрыв. Не исключено ведь, что одна из пуль могла попасть в этот заряд. Набор как бы случайных факторов привел к вполне предсказуемому и тщательно подготовленному результату.