— Это само собой, сейчас стаканчик рвану и погреюсь у огонька... Иннокентий Мурадович, ну как вы? Отошли малость?
— Да, кажется, — неуверенно ответил тот и стал тревожно ощупывать себя, обнаружив, что оказался без брюк. — Ой, а что это?
— Вы о чем? Ах, про брюки? Да вы бы утонули, если б вовремя не избавились от них. Вместе с ботинками. Там они, — показал Турецкий на дрейфующую перевернутую лодку. — Наверное, можно будет потом достать. Только вот нырять в холодную воду вряд ли кто согласится. Разве что позвать водолаза. А кстати, Гоша, вы ж сейчас отправитесь за Вячеславом Ивановичем, вот и озаботились бы. Там на пристани наверняка есть водолаз среди спасателей. Нехорошо ведь, правда? Прокурор личное оружие утопил. Вместе со штанами. Достанут, Иннокентий Мурадович, не сомневайтесь. Еще брючата какие-нибудь вам добыть бы сейчас... У вас тут нет, Гоша? Ну не ходить же прокурору без порток!
— Сейчас посмотрим, — вдруг с ухмылкой согласился Гоша. — Наверняка найдем...
В рундучке обнаружились парусиновые брюки, правда заляпанные высохшими белилами, но хоть что-то. Нашлась и временная обувь — высокие рыбацкие сапоги с ботфортами. В общем, вид был уморительный. Гоша, чтобы не расхохотаться, отворачивался, а Турецкий мужественно сдерживался. Прокурору же было не до смеха. Он наглотался воды, его качало и подташнивало. И, пока катер бежал к берегу, он беспомощно висел на поручнях, свесив голову и пытаясь освободить свой желудок. Вот ведь жалость какая! Атак хорошо закусил! И все теперь рыбам...
Обсуждение происшествия на воде вылилось в целую дискуссию. Каждый считал своим долгом дать правильный совет, как следовало себя вести, когда лодка перевернулась, каждый сочувствовал, особенно прокурору, утопившему штаны вместе с пистолетом, но за их речами Турецкому слышалось сдерживаемое торжество: мол, так вам и надо.
Сам Александр Борисович, исключительно в целях профилактики, махнул полный стакан водки, чем вызвал очередной прилив веселья у участников банкета. Находчивый шашлычник, исполнявший разнообразные поручения своего руководства, протянул веревку над мангалом, и на ней Турецкий вывесил свои куртку и брюки. А вот Керимов категорически отказался от радикального средства лечения — его трясло так, что зуб на зуб не попадал. В общем, посадили его рядом с мангалом и накрыли со спины куском брезента.
А катер тем временем ушел за Грязновым.
Вячеслава Ивановича, прибывшего к месту проведения пикника, Турецкий встретил уже совершенно сухой, но насквозь пропитанный неистребимым шашлычным духом.
Не стал Александр Борисович разочаровывать Гряз- нова, когда остальные восторженно и не совсем трезво живописали его подвиги на воде — ну о том, как высокий гость, сам не умея плавать, в буквальном смысле героически спасал тонущего прокурора. Все ж своими глазами наблюдали с берега! Турецкий не опровергал почтительных словоизлияний в свой адрес, как это и подобает скромному герою. А Грязнов только удивленно и сочувственно покачивал головой и старался не смотреть на друга, ибо не был уверен, что выдержит его взгляд и не расхохочется. И еще он никак не мог найти ответа на вопрос: зачем Сане, который еще в конце восьмидесятых годов на спортивных соревнованиях по плаванию среди сотрудников правоохранительных органов столицы всегда занимал призовые места, было демонстрировать сейчас свое неумение держаться на воде?
Однако что бы там ни было, а раз дело сделано, значит, так было нужно, и Саня в конце концов все объяснит. Но приехал сюда Грязнов вовсе не за этим. И уж тем более пить и гулять в этой компании он также не собирался. Слишком свеж еще был в памяти «базар» с Прапорщиком и рассказ Гали Романовой о том, как ее схватили бандиты и что обещали с ней сделать, если она не расскажет, зачем прибыл сюда генерал Грязнов и что он уже знает.
Этим бандитам сильно повезло в том смысле, что они сами не приступили к допросу с пристрастием, а оставили дело до прибытия подполковника Затырина, который хотел лично разобраться с секретной сотрудницей московского генерала. Причем собирался сделать это так, чтобы после разборки от нее и следов никаких не осталось. Это Гале совершенно серьезно сообщили все те же бандиты, доходчиво объяснив, что ей придется очень постараться, чтобы вымолить себе жизнь у подполковника. Пугали, скорее всего, но сам факт тесного сотрудничества уголовников и начальника РУВД был примечателен. Вот на этом и собирался теперь сыграть Вячеслав Иванович. На понимание Александра Борисовича он рассчитывал без сомнений, зная, как умеет Турецкий мгновенно схватывать ситуацию.
И вот наступил, как говорится, момент истины.
Грязнова дружно пригласили к столу, чтобы он отведал шашлыку — мастер подал очередную порцию дымящегося мяса на длинных, как шпаги, шампурах. Даже подсохший прокурор под брезентовой накидкой решил покинуть насиженное место у огня и перебраться к столу, что было встречено веселыми, хотя и несколько солеными, шутками. Но Вячеслав Иванович стал официально строг.
— Не знаю, господа, нехорошо, наверное, получится, если гость, приехавший к застолью, вместо того чтобы поблагодарить гостеприимных хозяев, объявит им о том, что один из них должен быть арестован? А вы как считаете?
Мертвая тишина была ответом.
— Не совсем понятно выражаетесь, — с трудом наконец процедил мэр.
— Да чего уж непонятного-то, Савелий Тарасович? — морщась, будто речь зашла о чем-то непристойном, сказал Грязнов. — Все тут нам всем в высшей степени ясно... Я вот прочитал с полсотни заявлений... Сотрудницу свою у бандитов отнял... И знаете, на ком, оказывается, все сходится? — Грязнов всем телом повернулся к подполковнику Затырину, красное лицо которого теперь стало вообще багроветь. — На вас, Павел Петрович. Люди подробно описывают зверства ваших сотрудников. Массовые изнасилования, избиения, вышибание признаний за не совершенные ими преступления. Словом, сплошной произвол.
— Да неужто? — «искренне» изумился Турецкий.
— К моему глубокому сожалению, Александр Борисович, — тяжко вздохнул Вячеслав Иванович и достал из кармана диктофон с улиткой наушника на проводке. — Вот, господа, не хотите послушать допрос Солдатенкова и его бандитского окружения?
— Но как же можно обвинения бандита, уголовника, в отношении руководителя районной милиции и всеми нами уважаемого человека с поразительной легкостью принимать на веру? — возмутился мэр.
Народ неразборчиво загомонил. Турецкий наблюдал за чекистом. Тот сделал вид, что тоже не разделяет точки зрения генерала, но, почувствовав на себе прямой взгляд Турецкого, скользнул по нему глазами и скромненько этак отошел в сторонку. Мол, я не я, и хата не моя.
— А я что, сказал, будто верю каждому слову бандита? Александр Борисович, разве я прямо так и сказал?
— Нет, Вячеслав Иванович, я от тебя таких слов не слышал, — охотно подтвердил Турецкий.
— Вот и я удивляюсь, откуда Савелию Тарасовичу могли прийти в голову столь нелепые обвинения в мой адрес?