Лариса любила тешить себя мыслями о самоубийстве, но все это были скорее истерические реакции, инфантильное желание обратить на себя внимание, отомстить «неразумным хазарам», в роли которых оказывались то ее муж, то родители, то знакомые мужчины, а то и она сама, такая беспомощная и такая взрослая, единственная, с кем она не могла справиться и от которой отделаться было невозможно. Но именно о смерти, о распаде материи она никогда всерьез не думала. Однажды она даже наглоталась таблеток, но муж, Машкин, который лежит теперь в узком полированном гробу в земле, тогда заметил вовремя, оттащил в ванную, заставил желудок вывернуть, потом в больницу отвез… Ругался, конечно, сильно, на очередной курс реабилитации записал…
Машкин вообще был таким человеком – он любил «носить бремена», взваливал на себя добровольно чужие проблемы, подбирал каких-то униженных и оскорбленных и всю жизнь их на себе тащил, хотя они, несмотря ни на какую помощь, все равно оставались униженными и оскорбленными, несчастными, потому что никак иначе не умели и вообще им это нравилось, и были они как гири на ногах у Машкина, и Лариса – одна из этих гирь. Такие гири цепляет на ноги скороход в сказке, чтобы ходить нормально, как все.
Много жизненной энергии было у Машкина, много силы, вот и искал он себе груз по плечу. Настоящий мужчина, не боящийся брать на себя ответственность. А где он сейчас, этот Машкин? И не присоединиться ли мне к нему, подумала Лариса в приступе психопатического веселья. Как в Древнем Египте, или где там, когда всех наложниц и рабов сиятельные мертвецы с собой забирали…
Сидя за поминальным столом, она словно отключилась от происходящего вокруг (а поминки к тому моменту уже перестали напоминать поминки, и перерастали в какой-то разнузданный разгул и веселье), думала почему-то не о муже, чье тело в гробу простояло у них дома около двух суток, неприятно припахивая, а о своем любовнике Родине, который тоже был мертв, убит… На мгновение она показалась себе героиней трагедии, роковой женщиной, несущей несчастье всем, кто с ней соприкасается. Это было необычное, но скорее приятное ощущение. Лицо Родина она вспомнить как следует тоже не могла, зато хорошо помнила его руки – большие, с грубой кожей на ладонях. Странно, подумала Лариса, я ведь совсем не любила его. А мужа? Мужа, наверное, любила. Почему же я не плачу, как порядочная вдова? Вот ведь каким удивительным образом разрешился весь конфликт с фотографиями!.. – подумала она. Как это все мелко, но вместе с тем какое облегчение.
Очень скоро она почувствовала себя нехорошо, возможно оттого, что мало спала, ничего почти не ела – не хотелось, – но зато выпила несколько рюмок водки на голодный желудок. Она сказала Вите, чтобы тот отвез ее домой. Второго телохранителя Лариса у дверей дома отпустила, а Витю оставила, причем без всякого заднего умысла – уж очень нехорошо ей было сейчас одной находиться в пустой квартире, да еще в такой, где произошло убийство. Кроме всего прочего, просто опасно.
Виктор ехал в машине рядом с Ларисой и чувствовал исходящий от нее легкий запах алкоголя, смешивающийся с густым ароматом духов. Грудь Ларисы не помещалась в лифе узкого черного платья и при неосторожном движении, казалось, могла вывалиться полностью. Витя почувствовал совершенно неуместное в данной ситуации возбуждение. Запах алкоголя от женщины обычно всегда был ему неприятен, но в случае с Ларисой, напротив, интриговал.
Хозяйка откинулась на сиденье и пыталась соснуть, но российские дороги не позволяли машине идти плавно, и голова Ларисы болталась в разные стороны, пока Витя не придвинулся и не подставил в качестве подушки, правда слегка жестковатой, собственное плечо.
Это путешествие домой вдвоем предоставляло ему прекрасный шанс, о котором он даже и не мечтал. И как скоро! Он в очередной раз горячо возблагодарил Бога, который так хорошо о нем заботился, что моментально исполнял самые смелые Витины мечты и фантазии. Витя, правда, слышал, что, когда мечты сбываются, человека постигает разочарование – как минимум, и крупные неприятности – как максимум, но Ты главное исполни, а с побочными эффектами я уж как-нибудь и сам разберусь.
Было уже довольно поздно, консьержка внизу дремала над вязанием. Витя вел Ларису по лестнице к лифту, уверенно приобняв за талию, а та, ослабев, еле шла, чувствуя, что у нее подгибаются колени. Нормально, думал Витя, перебрала с непривычки. Да и как не напиться, мужа, чай, похоронила.
Вошли в квартиру, не зажигая света в прихожей. Лариса сразу отправилась нетвердой походкой в спальню и рухнула на кровать, покрытую шелковым покрывалом, прямо как была – в одежде. Витя на всякий случай обошел квартиру, проверяя, все ли в порядке. Затем застыл на пороге спальни. Лариса, приоткрыв глаза, сонно на него посмотрела.
– Принеси мне воды! – помолчав, приказала она Вите. – И таблетку от головной боли!..
Витя послушно направился на кухню. Набрал прямо из-под крана, решив не возиться с водоочистителем. Авось не заметит. В ванной, из шкафчика, достал шипучий аспирин. Подумав, сам решил тоже принять – от похмелья хорошо помогает. Когда он вернулся со стаканом в руке, хозяйка переменила положение и лежала уже на животе, уткнувшись лицом в покрывало.
– Расстегни, голубчик, сил нет… – попросила она, имея в виду сложную, из мелких пуговичек застежку на спинке заграничного платья, и для ясности еще пальчиком потыкала.
Витя присел на кровать и расстегнул несколько верхних пуговичек.
– Угу, – промычала Лариса, а потом сказала словно бы с сожалением, повернув к нему отяжелевшую голову: – Один ты у меня остался, Витя… Или, может, бросить меня теперь хочешь? Да нет, – протянув руку, взъерошила Вите волосы, – ты меня теперь не бросишь, богатую-то вдову…
Вот запьянела-то баба, разговаривай с ней в таком состоянии… – подумал Витя. Этак на полночи беседа может затянуться. Или уснет?
– Лариса Витальевна! – укоризненно возразил Витя. – За кого вы меня принимаете? Вы ведь меня знаете не первый год…
– Ладно, не обижайся… – махнула рукой хозяйка. – Знаю, что ты любишь меня. Ведь любишь? Любишь свою хозяйку.
– Люблю, – хмуро отозвался Витя. Иначе ответить нельзя было, а слово это Витя почему-то очень не любил. Не произносил его никогда, то есть по отношению к женщине, а так, в обычной речи – даже на каждом шагу произносил: люблю футбол, люблю кефир, водочку тоже люблю…
– Хорошо… – удовлетворенно вздохнула Лариса. Потянулась, как кошка. Мамочки, да она меня соблазняет, понял Витя и чуть не рассмеялся. И это после всего, что уже было? Редко удается обделать дело с такой приятностью. Чтобы обед сам в брюхо просился. Да еще и уговаривал… – А то, может, и замуж меня возьмешь? – не унималась Лариса. – Я теперь женщина свободная… молодая… привлекательная… Нравлюсь я тебе?
Витя изобразил своим лицом восхищение. Ну и что она так долго телится? Давно пора переходить к водным процедурам.
– Да нет, – помотала головой Лариса, – тебе помоложе кто-нибудь нужен. Какая-нибудь эдакая чистая, невинная девушка, и чтобы хозяйка хорошая, а?.. Ладно, вижу тебя насквозь, подумаешь, бином Ньютона… Сними с меня платье, жарко…