Выпалив эту тираду, я выпучил глаза и сцепил руки на колене. Мне весьма хотелось добавить ко всему вышесказанному шикарное «благоволите», но не стоило, наверное, с этого начинать знакомство со следствием. В крайнем случае, это мы всегда успеем.
Моложавый Жуков при этих словах весьма и как-то сразу поскучнел. Глядя в угол, он дурным голосом и немного в нос попросил у меня документы, затем долго куда-то звонил, что-то уточнял и вообще тянул время. В конце концов, потеряв интерес к сопротивлению, ушел ненадолго, затем вернулся и со вздохом выложил передо мной папку с материалами по делу Шишкова, а сам встал перед окном и вперил в туманные дали ищущий взор.
Я с интересом раскрыл папку. Всегда люблю я этот момент – начало дела, осмотр материалов, предварительное изучение, обнюхивание… На меня это действует возбуждающе, почище любого детективного романа, потому как там – сплошь выдумка, а здесь самая что ни на есть чистая правда, хоть, может, и не совсем приглядная. Зато наша! Я, в отличие от многих образованных и умных людей, от нашей действительности никогда нос не воротил – она мой хлеб насущный, она же моя среда обитания. Что поделаешь? Не всем же розы обонять. И так далее.
Я погрузился в изучение материалов, внимательно вчитываясь в каждую строчку, пытаясь высмотреть для начала огрехи в действиях должностных лиц – это всегда может помочь. Изучил я протокол допроса. Жуков все это время стоял и скучал у оконного стекла, с тоскливым выражением на лице, и, должно быть, все видевшие его мухи при этом мгновенно дохли.
И тут, перевернув страницу, я испытал настоящий шок. Кто-то вырвал из подшитого уже дела несколько страниц, причем поспешно и под корень. Соседняя страница была смята, осталось немного неровных бумажных краев у самого переплета – и все.
Я с новым интересом посмотрел на Жукова. Не может быть! Ай да сукин сын!.. А я-то еще тебя недооценивал. Да ты ж просто отец русской стратегии и тактики!.. Что я могу сказать – я бы на его месте тоже заскучал. Конечно, может, это и не он, во всяком случае, не он лично… Интересно, отпечаточки остались?.. На всякий случай я решил быть сама любезность. Что содержалось в уничтоженных рукой варвара страницах, я уже знал – конечно, материалы, обличающие сына Бутусова. Эх, товарищ прокурор, топорно работаете! Или уже так поверили в собственную безнаказанность?
Сделав вид, что я слепой и совершенно ничего не заметил, я отложил дело и, встав, в самых вежливых и радушных выражениях поблагодарил товарища Жукова. Он заметно повеселел – совсем, что ли, за дурака меня держит? – хотя в глазах еще плавал огонек настороженности. Я обещал еще вернуться и попросил показать мне остальные материалы и улики.
– Если не ошибаюсь, в деле в качестве улик должны были фигурировать еще полотенце, которым потерпевший останавливал кровь, и его носовой платок.
– Полотенце? – фальшиво удивился Жуков. – Откуда такие сведения?
– От моего подзащитного.
– Когда же вы, позвольте, успели с ним переговорить? – снова подозрительно уставился на меня этот малахольный следователь.
– Профессиональная тайна. Кроме того, то, что данные предметы должны были быть приобщены к делу в качестве улик, явствует уже из самого протокола.
– Я не знаю, что именно сказал вам ваш подзащитный, но ко мне лично подобных сведений или заявлений от него не поступало. Нашими сотрудниками на месте преступления ничего похожего на полотенце, во всяком случае, на полотенце, заслуживающее особого внимания следственных органов, обнаружено не было, – с вызовом сказал малышка Жуков, становясь похожим на потревоженного петуха.
– Странно, – сказал я. – Я вижу, работа следствия ведется небрежно, вижу, что против моего подзащитного здесь имеются какие-то предубеждения. Замечаю также и халатное отношение к своим обязанностям. Не говоря уже об отсутствии столь важных улик. Все это наводит меня на подозрения. Я, как адвокат, буду добиваться перевода дела в другую инстанцию.
Некоторое время мы стояли друг против друга, как бойцовые птицы, и сверлили друг друга взглядами. Конечно, этот хлюпик сдался первым. Взгляд его потух, лицо приобрело прежний сероватый оттенок, и, сев за стол и не глядя на меня, Жуков уныло махнул рукой:
– Делайте что хотите, только оставьте меня в покое.
Разворачиваясь на каблуках и выходя из кабинета с эдаким легким хлопком дверью, я думал, как бы он за моей спиной тут же не застрелился. Интересно, в наше время еще стреляются ответственные работники? Вряд ли. Кишка тонка. У нас, брат, не Япония. Впрочем, сказать, чтобы я особенно переживал по этому поводу, – значит погрешить против истины.
Оставшийся в одиночестве Жуков, впав в апатию, тупо уставился на лежащий перед ним белоснежный лист бумаги. Что делать? Может, написать чистосердечное признание? Или, подхватив жену в охапку, срочно удариться в бега за кордон? Поможет ли? Да она и не согласится. И передачи небось мне не будет носить, раздраженно подумал Жуков. Как деньги на тряпки тянуть, так я любимый муж, а вот не угодно ли в Сибирь, в тайгу, на лесоповал, через снега много часов добираться ради одного-единственного свидания?
Бред, конечно… Самое большее, что грозит, – увольнение за халатность.
Ну и кто я после этого выхожу? Круглый идиот, ответил неожиданно зло сам себе Жуков и, взяв ручку, изобразил на листе несколько профилей. Все они выходили похожими то на Бутусова, то на Жукова, причем последние – с отчаянно вытаращенными глазами… Рожа, долженствующая изображать Гордеева, была почему-то с мерзкой улыбкой и с рогами, хотя это, надо сказать, было уж и вовсе несправедливо.
По дороге в консультацию я предавался размышлениям. Следовало выработать четкий план действий. Для начала хорошо бы знать, где именно находится сейчас Турецкий. Главное – добиться свидания с Шишковым, обговорить с ним линию поведения, понять, на чем будет строиться защита. Я так полагаю, что вполне необходимая самооборона может тут проканать… Я боялся, что ни полотенца, ни платка уже никогда никто не увидит, скорее всего, их сразу же уничтожили. Медицинское освидетельствование Шишкова?.. Ну и это тоже… Таким образом, дело становилось гораздо сложнее. Мне требовалась срочная консультация у Турецкого, а также надо было позвонить Наталье и сообщить ей о результатах разговора со следователем. Не то чтобы это ее могло особо обнадежить – просто мне вдруг захотелось еще немножко с ней поговорить. Услышать ее голос… Эх, Гордеев, жениться тебе надо. Непременно, барин, заверил я сам себя, вот дело закрою и сразу начну искать подходящую кандидатуру… Только где найти такую женщину, которая бы согласилась со мной жить? Я имею в виду долго?
Братья Трофимовы сидели в баре. Со стороны их поведение выглядело так, словно двое крутых парней решили оттянуться от души. Стол ломился от всего, что только можно было представить: обилие самой разнообразной выпивки, салатов и деликатесов – все это работало на имидж и должно было, судя по всему, вызывать у окружающих уважение и страх к тем, кто все это заказал. Окружающие – случайные посетители бара – и вправду с опаской поглядывали на соседние столы, очевидно размышляя, как бы побыстрее улизнуть из этого бара. Постепенно в баре становилось все меньше и меньше посетителей, все громче и громче кричали, веселясь, разгуляй-братья, все больше напрягались отутюженные и прилизанные официантки. Поставив на стол братьев очередную невесть зачем – на столе и так яблоку было негде упасть – заказанную порцию телятины по-африкански, официантка взяла в руки сотовый. Стараясь, чтобы никто не увидел ее звонящей, зашла за стойку бара.