— Ща свидание будет назначать, — хихикнул Дженкс.
Я повернулась к догонявшему нас Айсмену.
— Миз Морган! — сказал он, глянув на значки с фамилиями. — Если вы не против, не могли бы вы оставить ваш кофе здесь? — И добавил в ответ на мой недоуменный взгляд: — А то он может кого-нибудь там слишком рано разбудить, а наш вампир-дежурный пошел на ленч, так что будет… — Он поежился и сменил формулировку: —…Может быть плохо.
Я поняла:
— Ну конечно! — Я отдала ему кофе. — Без проблем.
Он тут же успокоился.
— Спасибо. — Блондин повернулся было к своему столу, но задержался: — А вы не Рэйчел Морган, оперативный работник?
— Ух ты, да мы тут популярны! — хихикнул Дженкс у меня на плече.
Но я просияла, обернулась к мальчику полностью, хотя Гленн выражал нетерпение. Ничего, подождет. Не слишком часто меня узнают — и еще реже мне не приходится после этого драпать во все лопатки.
— Да, это я, — ответила я, с энтузиазмом пожимая ему руку. — Очень приятно.
Руки у Айсмена были теплые, глаза выдавали его восторг.
— Айс, — представился он, подпрыгивая от радости. — Подождите секунду, у меня для вас кое-что есть.
Гленн сильнее сжал куклу, но сообразил, что тискает, и немедленно передвинул пальцы на ключик. Айсмен рылся в ящике своего стола.
— Да здесь она, здесь, дайте мне секунду. — Дженкс загудел мотивчик из «Джепарди», [1] и прекратил, когда молодой блондин триумфально со стуком задвинул ящик на место. — Вот она!
Он побежал обратно к нам, и я почувствовала, что у меня с лица сходит всякое выражение, когда я увидела, что он с такой гордостью мне протягивает. Ножная бирка?
Дженкс взлетел с моего плеча, перепугав Айсмена до полусмерти — тот его, видно, не разглядел, — и приземлился мне на запястье.
— Рэйч, твою мать! — воскликнул он. — На этой штуке твое имя. Чернилами написанное! — Он засмеялся и взмыл в воздух. — Как это мило! — произнес он насмешливо, но хозяин морга был слишком возбужден, чтобы эту насмешку заметить.
Покойницкая бирка? Я подержала ее в руке, озадаченная.
— Э-э… спасибо, — сумела я ответить.
Гленн откуда-то из глубины груди издал презрительное хмыканье. У меня возникло ощущение человека, над которым грубо подшутили, но Айсмен искренне и широко улыбнулся и сказал:
— Я работал в ту ночь, когда на реке яхта взорвалась, на рождество. И сделал для вас эту бирочку, а вас не привезли. Оставил тогда как сувенир. — Милое лицо его вдруг омрачилось беспокойством. — Я… ну, я думал, может, вам захочется ее получить.
С облегчением поняв, я сунула бирку себе в сумку.
— Да, спасибо, — сказала я, потом тронула его за плечо, давая понять, что все в порядке. — Серьезно, большое спасибо.
— Может, пойдем теперь? — буркнул Гленн, и Айсмен, улыбнувшись мне смущенно, вернулся к своему столу быстрым шагом, даже полы халата развевались. Фэвэбэшник вздохнул и распахнул передо мной створку дверей.
А я на самом деле была рада получить эту бирку. Ее сделали, искренне намереваясь использовать, и потому она несла мощную связь со мной: на нее могли опереться, нацеливая лей-линейное заклинание. Так что лучше пусть будет у меня, чем у кого другого. Будет время — избавлюсь от нее без риска.
За дверью была еще одна дверь, что-то вроде шлюзовой камеры. Запах мертвечины стал сильнее, и Дженкс приземлился мне на плечо, прямо под ухом, где я утром мазнула духами.
— Много времени здесь проводите? — спросила я Гленна, когда мы вошли собственно в морг.
— Прилично.
Он не смотрел на меня, интересуясь более номерами и карточками-указателями на дверцах выдвижных ящиков в человеческий рост. У меня мороз побежал по коже: я в городском морге еще не бы вала, и потому опасливо поглядывала на уютные кресла, поставленные у кофейного столика в дальнем конце — похоже было на приемную врача.
Помещение было длинное, четыре ряда ящиков по обе стороны широкого пролета. Здесь было только хранилище и место самовосстановления — ни каких вскрытий, взятий образцов или искусственного восстановления тканей. По одну сторону люди, по другую — внутриземельцы, хотя Айви мне говорила, что у всех есть внутри звонки — на случай попадания не туда.
Я шла за Гленном по пролету ближе к внутриземельской стороне. Он дважды проверил карточку, и только потом отпер дверцу и вытащил ящик.
— Доставлена в понедельник, — сообщил он под скрежет металла о металл. — Айсмену не понравилась суета вокруг нее, и он позвонил мне.
Понедельник. Это вчера, что ли?
— Полнолуние только на следующей неделе, — сказала я, стараясь не смотреть на закрытое простыней тело. — Не слишком ли рано для вервольфовского суицида?
На меня посмотрели его темно-карие глаза, и в них светилось грустное понимание.
— Вот и я то же подумал.
Не ожидая ничего дурного, я глянула, как Гленн убирает простыню.
— Твою мать! — воскликнул Дженкс. — Секретарша мистера Рея?
У меня лицо сделалось кислое. С каких это пор секретарская профессия перешла в разряд опасных? Ванесса наверняка самоубийства не совершала Она была не альфой, но очень близко к тому.
Удивление Гленна сменилось пониманием.
— Ага, — загудел его низкий голос. — Это ведь вы украли ту рыбку из офиса мистера Рея.
Во мне искрой вспыхнуло раздражение.
— Я думала, что ее возвращаю. И это была не его рыбка, Дэвид говорит, что мистер Рей сам ее украл.
Нахмурив брови, Гленн явно давал понять, что это без разницы.
— Она поступила в виде волчицы, — заговорил он профессиональным голосом, а его глаза смотрели только на избитые и разорванные участки голого тела. Сверху на груди у нее плыл черно-оранжевый вытатуированный карп кои — символ постоянного членства в стае Рея. — Стандартная процедура — обратное превращение после первого осмотра. Причину смерти легче найти на человеке, чем на волке.
Меня стал доставать запах мертвечины в сосновом лесу. И то, что я приехала натощак, тоже делу не способствовало, кофе никак не хотел успокоиться внутри. И я знала, что это стандартная процедура — очень недолго встречалась с одним парнем, который составлял чары для форсирования обратного превращения в человека. Совсем был чокнутый, но у него водились крупные денежки — потому что работа эта нелегкая, а делать ее никто другой не хотел.
Дженкс ощущался на шее прохладным пятнышком, и я, не видя ничего необычного — ну, кроме того, что она мертвая и рука у нее разодрана до кости, — спросила: