И почему именно сейчас, когда возникло это мелкое, в сущности, дело с Юлией Осиповой, — просто как некая загадка, разрешить которую будет, скорее всего, не очень трудно, — что-то вдруг неладное стало происходить с интуицией, которой он привык доверять? Главное, с чего бы? Откуда беспокойство?
Не проще ли пойти да спросить у самой девушки? Спросить элементарно: «Послушай, объясни, что с тобой происходит? Ты умная, красивая… Ну, конечно, для родителей их дети всегда самые-самые! А мы, старики, народ битый и знаем такое, о чем тебе, милая, не дай бог и догадываться. Так ответь, как другу!» Вот и все проблемы. Что, нужные слова разве не найдутся?
А если б они тогда нашлись? Когда он именно с дружеской улыбочкой смотрел в огромные, отчаянные глаза Тани? Что ж промолчал-то, если знал такие слова? Почему предпочел шуткой отделаться?.. Ах, ну да, нам же неудобно…
Александр Борисович услышал в прихожей звук открывающейся двери. Закрыл тетрадку, сунул ее в письменный стол, где в глубине тумбы был вмонтирован сейф. Там хранился пистолет, который ему, несмотря на досрочный, вынужденный «пенсион», все-таки, как еще хранителю некоторых, оказывается, существующих государственных тайн, оставили на предмет самозащиты, и запер ящик. Сюда Ирка не имела права лазать. Нинка — тем более. И никто, ни один человек на свете, так и не узнал истинной подоплеки этой горькой истории.
«Нет, что-то здесь есть, — подумал он, поднимаясь, чтобы узнать, кто пришел, и помочь, если надо. — Человек вообще загадка. А молодая женщина тем более».
— Что новенького, Шурик? — спросила Ирина, когда он вышел в прихожую, чтобы принять у нее сумки. — Чего хмуришься, милый? Ребята наши еще не звонили? А ты чем занят?
Вон сколько вопросов сразу! Он попытался усмехнуться.
— Ты не поверишь, Ирка. Сидел и думал…
— Почему ж не поверю? Я вот ехала и тоже размышляла. И, знаешь, пришла к мысли, что, может быть, мне стоило бы поехать к ним в гости. Посидеть, поболтать, познакомиться с этой Юлей. Найти какую-нибудь тему, а? Не стоит, как считаешь? Пощупать, так сказать, ее психику, а, Шурик?
— Ты у меня умница, — улыбнулся он. — Я тоже именно об этом думал. Вот видишь, мысли сходятся, значит, в этой идее что-то есть. Давай подождем от ребят первых результатов, обсудим и решим окончательно. Неспокойно мне почему-то. Обычно так не бывает. Во всяком случае, не помню, чтоб такое же ощущение… бессилия, что ли… какой-то ошибки — тревожило. Давно не было. Да и сейчас никаких причин пока вроде нет.
— Как знать, — задумчиво ответила Ирина, передавая ему тяжелые целлофановые пакеты. — Ну, пойдем на кухню. Я вам с Нинкой много вкусненького привезла…
1
Такого странного, чудного задания Филипп Кузьмич Агеев, а попросту Филя, переваливший на пятый десяток, опытный и высококлассный опер — из того же, головановского спецназа, до сих пор еще не получал. Следить за девушкой. Просто наблюдать, куда она едет и с кем встречается. Чтобы потом проверить ее связи и знакомства. Отделить опасные от случайных. А кто их знает, какие они? И главное, ради чего это все?
А, оказывается, ради того, чтобы… Вернее, по той причине, что ученый дедушка не может никак найти общего языка со своей внучкой. Спросить не может, та не хочет разговаривать. Вот такое дело, понимаешь… И что требуется выяснить? А почему внучка не хочет разговаривать. Совсем не хочет? А с ремнем в руке не пробовали спрашивать? Ах, уже почти взрослая внучка? Даже самостоятельно работает? Что, и большие деньги зарабатывает?! В самом деле?! Тогда на кой хрен ей с кем-то разговаривать, собственными головами подумайте!..
Филя сидел в машине, ожидая, когда Юлия Семеновна выйдет из офиса рекламного агентства, где она работает в должности дизайнера, сядет в нехилую по нынешним временам трехдверную «тойоту» и куда-то отправится. Вот тогда Филя и последует за ней на своей неприметной, потрепанной серой «девятке». Теперь же он сидел, смотрел на стеклянную, в кованых железных узорах, дверь офиса, за которой маячила туманная фигура охранника, и натурально заводил себя. Зачем? А просто от нечего делать. От тоски безделья.
Справа от двери висела большая вывеска с названием заведения: «Рекламное агентство „КОМЕТА+“. Ниже два крупных, написанных золотыми буквами слова: „креатив“ и „дизайн“. А под ними — уже мелко, но Филя мог и отсюда, из машины, прочитать объясняющий профиль агентства текст: „Рекламная полиграфия и сувениры. Фото. Реклама в Москве и регионах. Кампании на ТВ. Наружная реклама“. Ну что такое дизайн, понятно. А по поводу „креатива“ пришлось звонить в контору Голованову. Сева объяснил, что это слово обозначает всякие новации. Поинтересовался, какие новости, мол, Турецкий спрашивал. Там у него с супругой дома какие-то идеи вроде бы появились.
Был у Агеева один знакомый, еще из тех, что вернулись живыми с той, главной войны двадцатого века. В его военном билете — Филя сам видел — в графе «Воинская специальность» было написано: диверсии, одиночные убийства. Скромненько так, шутки военного времени. Так вот, он рассказывал, как его отправили через линию фронта в один из городов оккупированной Украины, чтобы убрать какого-то очередного гауляйтера. Две недели сроку определили. Ну и что? А он говорил: «Да что я, садист, что ли, две недели его убивать? Пришел, огляделся, в одном из дворов доску в заборе выломал. И наутро прямо на улице вышел навстречу этому гауляйтеру и выпустил в того из парабеллума пол-обоймы. А ушел от погони через ту дыру в заборе». Вот и вся акция. Тоже шутка? Да нет же, уверял, чистой воды правда.
Филя сейчас представлял себя в роли того мужика, которому поручили убивать две недели, когда можно все сделать за пять минут, и действительно чувствовал себя истинным садистом. Но… может, у Борисыча действительно сносная идейка появилась, чтоб не сидеть тут попусту и не выглядеть, как полный дурак?.. Он усмехнулся: обязательно найдется в такой ситуации «друг», который язвительно спросит: «А почему — как?»
Он, когда только подъехал и увидел, что синяя «тойота» уже на месте, — о марке и номере машины позаботился выяснить Турецкий, — сразу же отправился «посмотреть» ее. И, уходя, оставил на днище, со стороны правой дверцы маленькую такую шайбочку на магнитной присоске. Щелк — и прилепилась! И теперь он мог бы даже немного покемарить, изображая «трудягу-водилу», уставшего дожидаться своего хозяина. Все равно, когда девица сядет в свою машину и откроет рот, он с ходу это услышит. Надо отдать должное покойному, земля ему пухом, директору Денису Андреичу, светлая голова, — уж техникой всяческой он сумел своих «орлов» обеспечить по край жизни…
Заканчивая разговор с Севой, Агеев не преминул спросить, не имел ли желания мэтр Турецкий поделиться своими высокими замыслами с коллегой, изображающим элементарного «топтуна», а то очень скучно так работать. Голованов засмеялся и ответил: «Терпи, казак, может, зачтется…» Вот это «может» больше всего и раздражало. Тогда он предложил иной вариант: пойти в это чертово агентство «с плюсом» и попробовать устроиться к ним на работу. Да хоть курьером! Письма разносить по клиентам. Или всякие там «ролтоны», «дошираки», чизбургеры с гамбургерами — всю ту сухомятку, которую он совершенно искренне и на дух не переносил, таскать сотрудникам на ланч! Жрут полуфабрикаты из пластмассовых упаковок, и это у них теперь ланчем называется! Сейчас бы мисочку, да поглубже, наваристого, со сметанкой, борща… Нет, Сева сказал, что и такой подход отменяется. И Филипп чертыхнулся, плюнул и закрыл глаза, приготовившись к покорному продолжению несения службы, — за что-то ж должны ему все-таки деньги платить…