Теперь, во-вторых. Макс не был бы самим собой, если бы поверил хоть одному слову этого «сочинителя». Кстати, переписка идет у них на английском, и ответы Юлии указывают на хорошее ее знание языка этой страны. Но Макса интересовала названная фирма «Mode of life electrical». И он полез в глубину. Фирму, естественно, отыскал, а затем забрался и в ее файл. Досье было прекрасным, с фотографиями руководителей. Да, был там назван в качестве управляющего и Роберт Брентон. И фотография его имелась, но… Тому Брентону было за пятьдесят, он был совершенно седой и имел благородную внешность английского лорда. Никаких длинных волос и прочей битловской атрибутики.
Макс уже не мог остановиться в своем розыске. Он проник и в досье управляющего. Тот был женат и имел двух взрослых дочерей, сыновей у него не было, тем более полного, что называется, однофамильца.
Вот с таким досье он и пришел к Турецкому, зная, что у Александра Борисовича, отправившего Нину учиться в Англию, несомненно, есть там и соответствующие связи, пользуясь которыми можно уточнить все данные на молодого Роберта Брентона, владельца, похоже, не принадлежащей ему фирмы «Мод оф лайф…».
Новость была просто очаровательной. Ну и что же делать будем теперь? Ломать себе голову дальше или послать всех к черту, открыть профессору Осипову тайну его дочери, и пусть уж он сам разбирается со своими проблемами? Серьезный, между прочим, вопрос.
Но пока «Глория» станет его решать, у этих молодых, судя по тому нетерпению, которым «кипят» оба, могут случиться неприятности. Не в том смысле, что до Брентона дойдут слухи о странном для невесты поведении его подруги, хотя у разъяренного Хлебникова или того из его коллег, кто остался еще на свободе, руки-то развязаны, а месть может оказаться действительно отвратительной и непредсказуемой. Сайт в их полном распоряжении, и они наверняка контролируют встречи и послания своих «клиентов». А к Юлии Осиповой у того же Хлебникова тем более может найтись масса серьезнейших претензий. Все-таки две ее «протеже» оказались на поверку не теми, за кого себя выдавали. Тут и на подставу похоже! А загнанный в угол зверь вдвойне опасен. Девушка и сама, похоже, не до конца понимает, в какую ловушку угодила и куда она так настойчиво затягивала свою подругу Наташу, даже сердилась, когда та отказывалась. Ну а Нинка — это другое дело, ее она вести туда не хотела. Но, вероятно, проговорилась Хлебникову, а тот немедленно клюнул: еще бы, такой кадр! Для его посетителей извращенцев — самый цимес! Он же видел, что Нинка врет про свой возраст, но не остановился. А потому что понял: заступиться за нее некому. Он бы и маму использовал.
А что касается Брентона, то без веских аргументов в пользу его честности и открытости может служить лишь подробнейшее досье на него. А не то, что он вывесил на форуме. И кто это может сделать? Макс недвусмысленно намекал на Питера Реддвея, руководителя международной школы по подготовке специалистов по борьбе с террором. Школа эта размещается в Германии, у подножия Альп, в Южной Баварии, в маленьком курортном городке Гармиш-Партенкирхен. В свое время, сразу после организации этой школы, Александр Борисович даже преподавал там основы следственного дела. Считался заместителем Питера и до сих пор сохранял с ним дружбу. Иногда ездил, встречался, нередко и Пит, бывший кадровый разведчик США, то есть враг номер один, был заместителем директора ЦРУ, приезжал в Россию. Теперь все у них было давно позади, и сезон вражды, как говорил Реддвей, закончился. Не все в Штатах, правда, разделяли его точку зрения, но Питер помогал всегда другу Алексу, даже звал его продолжить в школе совместную работу по воспитанию уникальных кадров.
В свою очередь, у Пита были верные друзья в Англии, иначе как бы Нинка с такой легкостью поступила в Кембриджский колледж? Эта байка про отдаленную родню в Англии могла произвести впечатление только на такого мерзавца, как Хлебников, у которого глаза уже затягивала пелена порочной похоти. Умный бы и трезвомыслящий на такую удочку не клюнул. Или уж, во всяком случае, хорошо и не раз бы проверил. И тем не менее…
Значит, Пит!
— Поступим так, — предложил Александр Борисович Максу. — Ты прямо сейчас составляешь подробнейшее — из того, что есть, — досье на этого типа, я звоню Питу и объясняю на пальцах ситуацию. Затем мы кидаем ему досье и умоляем о помощи, мол, чистая душа гибнет от неразделенной любви или что-то еще в этом роде. Сроку даем ему… вчера, да, именно так, Питер поймет и примет на себя ответственность. А работать быстро он умеет и других заставлять тоже. И затем ждем. И больше никаких шагов пока не предпринимаем, поскольку они могут быть чреваты. Не для нас, естественно, а для Юлии. Согласен?
Макс кивнул и положил пальцы на клавиатуру. А Турецкий взял трубку мобильника. Не надо телефонный номер вспоминать, не надо старательно тыкать в маленькие кнопки бесчисленное количество раз, боясь ошибиться и промазать, чтобы потом набирать все заново, — ничего не надо, вызвал в меню Пита и нажал кнопку.
И Реддвей откликнулся, хотя для него это было рановато, в девятом часу он еще завтракает — обильно и плотно. Чтобы дотерпеть до ланча. И чтобы потом уже, к пяти, усесться за обед. Ну а ужин — это так, если друзья навестят или что-нибудь испортит настроение еще днем.
Питер отозвался так громко, будто стоял тут же, в «Глории», за дверью.
— Хелло, Алекс! Тебя приветствует твой старый друг! — он всегда сразу брал на себя инициативу, и Турецкий каждый раз смеялся по этому поводу.
Однажды рассказал даже случай, который был с его коллегой, следователем еще во время работы в Московской городской прокуратуре, в середине восьмидесятых.
Тому позвонил кто-то, то ли свидетель, то ли просто знакомый и что-то стал бесконечно долго объяснять. Уж коллега весь измаялся, стал жестами и мимикой показывать, как ему надоел этот абонент, а тот все трещал в трубку. А аппарат в кабинете был один, и Турецкому тоже надо было срочно куда-то звонить, чтобы назначить встречу. В общем, один беспомощно разводит руками, а другой злится. И тут коллега нашелся. Он даже просиял, ввергнув разъяренного Турецкого в изумление. Он вдруг бесцеремонно перебил своего абонента и сказал совершенно серьезно. «Я понял вас, понял. Но вы должны меня извинить. Я вам из телефонного автомата звоню, а тут уже очередь, в окошко стучат. Давайте я вам попозже перезвоню. Не возражаете? Ну, пока!» — и швырнул трубку с облегчением, сказав: «Звони быстро, а то этот придет в себя!» Господи, как же они потом хохотали, представляя обалдевшего мужика, который звонил в прокуратуру!
Пит, выслушав тогда байку Алекса, тоже хохотал, как безумный, но манеру свою не оставил.
— Пит, дружище, — спокойно сказал Турецкий, — ты даже не представляешь, как я рад, что ты мне позвонил. Ты мне тоже очень нужен.
У той телефонной трубки возникла пауза, которую взорвал хохот Реддвея. Отставного генерала, между прочим.
— Как это? — продолжая хохотать, подбирал русские слова Пит. — Ты меня съел?
— Не всегда, старина, чаще у нас говорят: уел. Этот глагол имеет один подлинный смысл и другой — как бы хулиганский. При случае объясню разницу.