— Вам холодно? — быстро спросила девушка.
— Нет. А вам?
— А мне все равно. Я ведь собралась покончить жизнь самоубийством или вы забыли?
Она швырнула окурок в окно и зашуршала пачкой, доставая новую сигарету.
— Если вы хотите убить себя, то почему же вы медлите? — поинтересовался он. — Так вся решимость пройдет.
— У меня ее и не было.
— Но как же вы…
— Очень просто, — перебила она. — Я хочу умереть, очень хочу. Но у меня не хватает смелости перерезать себе вены. Видите ли, дело в том, что я боюсь боли. Кстати, вы не знаете, это будет очень больно?
— Думаю, нет.
— Ну, тогда… — Из темноты раздалось шуршание.
— Эй, — встревоженно спросил он. — Эй, вы что там делаете?
— Пробую сделать, как вы сказали — разрезать запястье вдоль руки.
— Но ведь кровь свернется! Нужна ванна с теплой водой.
— Ах, да. Черт… Что же делать. Кроме бритвы, у меня ничего нет.
— А вы… — Договорить он не смог, во лбу запульсировала мигрень, да так сильно, что его едва не стошнило. Он тихонько застонал.
— Что с вами? — спросила девушка встревоженно. — Да что происходит-то?
— Мигрень, — сдавленно выговорил он. — Голова… болит.
— Вы поэтому ходили по парку? — догадалась она. — Чтобы заглушить боль?
— Да, — сипло ответил он, сжимая голову ладонями.
— Но ведь есть таблетки от боли. Анальгин… я не знаю… аспирин.
— Мне они не помогают, — ответил он. Выждал несколько секунд и облегченно вздохнул — боль слегка отпустила. — Простите, если отвлек вас, — усмехнулся он. — Но вам, действительно, не удастся покончить жизнь самоубийством. По крайней мере, с помощью бритвы.
— Что же мне делать? — спросила она растерянно. — Мне некуда идти.
— Но где-то ведь вы жили.
— У своего парня. Но сегодня я от него ушла. — Она снова нервно хихикнула. — Дожилась. Уже негде покончить самоубийством. Что за поганая жизнь!
— По крайней мере, у вас нет мигрени, — шутливо сказал он, потирая пальцами лоб. — Это уже что-то.
— А, бросьте, — небрежно сказала она. — Ваша мигрень пустяк. Я могу избавить вас от нее раз и навсегда.
— Как это? — не понял он.
— Да просто. У меня, в некотором роде, талант. Открылся после смерти родителей. Наклонитесь сюда.
— Зачем?
— Делайте, что вам говорят!
Он помедлил несколько секунд, потом попросил, стараясь, чтобы голос звучал как можно мягче:
— Дайте мне бритву.
— Зачем?
— Я же не спрашиваю вас, что вы хотите сделать с моей головой. Дайте и все!
— Что ж, это справедливо. Держите.
Он увидел, как в темноте к нему протянулась рука, еще более темная, чем сама тьма. Бритву он взял осторожно, опасаясь, что она все еще может быть раскрыта. Взял, на секунду задержал в руке, убедился, что это действительно бритва, и быстро сунул ее в карман.
— Отлично, — сказал он, снова обретя уверенность.
— Я отдала вам бритву. Теперь давайте сюда вашу голову.
«А вдруг у нее еще что-нибудь есть? — подумал он. — Бритва или нож… Наклоню голову, а она мне перережет глотку. Ну или…» Новый приступ мигрени не дал ему додумать мысль до конца. Он снова обхватил голову руками и застонал.
— Ну, это уже ни в какие ворота, — сердито сказала девушка. — Давайте сюда голову или идите отсюда к чертовой матери!
Он послушно наклонил голову.
— Уберите руки, — потребовала девушка.
Он безропотно выполнил приказание. Девушка положила одну ладонь ему на лоб, вторую — на затылок.
— Теперь постарайтесь расслабиться, — сказала она. — Чувствуете тепло?
— Нет.
— Значит, вы недостаточно расслабились. Представьте себе, что ваша мигрень — это червь. Червь, который пожирает ваши мозги.
— О, черт… Сейчас я сблевну.
— Терпите. — Она сильнее сжала лоб и затылок ладонями, и он почувствовал, какие они горячие. Словно распаренные полотенца. — Итак, представьте себе, что боль — это червь. Заставьте этого червя выползти из мозга. У вас с какой стороны лба больше болит?
— С левой.
— Правильно. Потому что там у вас дыра. Выгоните червя вон. Заставьте его вылезти наружу через эту дыру. Сделайте усилие.
— Чушь какая-то, — простонал он и попытался высвободить голову. Но девушка держала крепко.
— Не будьте ребенком. И слушайтесь меня. Выгоняйте червя! Повторяйте за мной — червь, убирайся вон!
— Червь… Бред какой-то.
Девушка легонько шлепнула его ладонью по пылающему лбу.
— Не отвлекайтесь. Повторяйте: червь, убирайся вон.
У него не было больше сил протестовать. Боль измотала и доконала его. Он тихонько заскулил, как раненый пес, потом послушно произнес:
— Червь, убирайся вон.
— Еще раз! — потребовала незнакомка.
— Червь, убирайся вон.
— Он вас послушался. Он уже выходит. Я его чувствую. Давайте, давайте, гоните его вон.
— Червь, убирайся, — чуть не плача, повторил он. Голова готова была взорваться от боли.
И вдруг — все кончилось. Он почувствовал в черепе странную пустоту. Но боли больше не было. Не в силах поверить в чудо, он легонько подвигал головой влево и вправо. Боли не было.
Мигрень преследовала его уже лет тридцать. Бывало, что она не трогала его по два месяца подряд, так, что он почти забывал о ней. Порою боли повторялись каждую неделю. От легкой мигрени он спасался с помощью цитрамона. С сильной же не было никакого сладу. Если приходила такая боль, оставалось только одно — стиснуть зубы и терпеть.
В такие часы он едва удерживался, чтобы не застонать и тихо шептал:
«Господи, почему именно со мной?… За что ты меня наказываешь?… Неужели это никогда не кончится».
Но проходило несколько часов, и боль уходила. Это было самое блаженное время — он чувствовал себя словно заново родившимся. Каждая мелочь доставляла радость. Свежий ветер, запах деревьев, вид проплывающих по небу облаков. И тогда он думал: какого черта мы мечемся по земле, ищем чего-то? Ведь у нас все уже есть! Как мало человеку нужно, чтобы почувствовать себя счастливым. Главное счастье, это когда у тебя ничего не болит».
Так проходили годы. Боль то уходила, то возвращалась, а он учился с нею жить. И никак не мог научиться.
— Ну, как? — спросила девушка, убирая ладони с его головы.
— Не болит, — только и смог ответить он.