И ведь вот подумал с изрядной долею сарказма, а едва вошел в дом, двери которого перед ним распахнул крепкий «молодец», как сразу окунулся в атмосферу «высокого творчества».
Сам генерал, в теплой домашней куртке, полотняных брюках, напоминавших прежнюю китайскую «дружбу», и тапочках без задников, сидел, развалившись, в глубоком кресле посреди холла. А на небольшом столике перед ним стоял включенный диктофон, который, вероятно, записывал его яркие сентенции. Напротив столика, на низенькой табуретке, сидел невзрачный человечек с ярко выраженной семитской внешностью и с блокнотом в руках, который и слушал, и записывал вечные, надо полагать, мысли.
Поремскому захотелось рассмеяться. То, что он уже прежде слышал о Короткове, указывало на то, что этот человек — просто редкий антисемит, и вот — на тебе! Словно насмешка над здравым смыслом генерала госбезопасности.
Увидев вошедшего, Коротков одной рукой махнул ему приветственно и одновременно приглашая к себе, в соседнее кресло. А другой рукой он милостивым жестом — иначе просто не скажешь — отпустил своего «литературного помощника». Точнее, махнул, как на надоевшую муху, и тот, выключив диктофон, забрал его, послушно поднялся с табуретки и бочком, бочком вышел за дверь, даже толком не поздоровавшись с Поремским, лишь кивнув как-то робко. Видать, всех их тут держит властный генерал в своих ежовых рукавицах.
По-прежнему не вставая, Коротков протянул вялую руку подошедшему Поремскому и счел нужным все-таки извиниться за свое бессилие. Устал, совсем чертова простуда замучила. Горло его было окутано вязаным шарфом. Он и говорил поэтому сипло. Но с ходу предложил выпить чего-нибудь «горяченького». Поремский вежливо отказался, сославшись на то, что сегодня за рулем. Коротков разочарованно развел руками.
— Я, между прочим, — негромко сказал он, слегка нагнувшись в сторону Владимира, — уже собирался и сам навестить вашу контору. Последние события, скажу вам откровенно, совершенно выбили меня из колеи. Вон, — он кивнул в сторону двери, куда ушел его помощник, — даже самым дорогим сердцу делом не могу с полной отдачей заниматься.
— Вы имеете в виду?.. — Поремский сделал паузу, чтобы дать высказаться хозяину.
— Ну, конечно, литературным трудом… — Он печально вздохнул и сложил обе вялые руки на груди. — Никаких сил нет! — с неожиданной энергией воскликнул он.
— Вы, надо понимать, догадываетесь, чьих это рук дело? — осторожно спросил Поремский.
— Я не могу сказать, кто конкретно, но чувствую, что они, — он устремил к потолку указательный палец, — и ко мне уже подбираются.
— Но, может быть, с вашей помощью мы сумеем вычислить, кто эти «они», чтобы остановить их, пока, извините, не поздно?
И вдруг он увидел, что в глазах генерала мелькнул какой-то прямо-таки маниакальный страх. Он оглянулся раз, другой, затем внимательно и опасливо посмотрел на Поремского, словно что-то проверяя, и наконец уронил:
— Если б я был уверен!.. Их десятки, сотни!
— Не может быть! — обеспокоенно воскликнул Поремский, подлаживаясь под интонацию Короткова. — Ну сами представьте. Откуда их столько? И чтоб все ненавидели вас? Да никогда не поверю! Вы же были, насколько я помню, вторым лицом в государстве! Вас все знали, уважали, слушались…
— Был, — горько заметил Коротков, — действительно был… А теперь всякий осел с копытом на этого… на мертвого льва.
— Ну это у вас наверняка от простуды, Николай Алексеевич, — как бы облегченно рассмеялся Поремский. — И никакой вы вовсе не покойник! Вон, вижу, мемуарами занимались. И как идет работа, если не секрет?
— Пытаюсь…
— Так вот по поводу ваших коллег. Мы не исключаем, что с ними могла расправиться какая-нибудь экстремистская организация, которой вы, в свое время, отрубили руки. Но, видно, не до конца. Я неправ?
— Какие, к черту, руки? — недовольно «проскрипел» генерал. — Это ж был самый разгул демократии! Попробуй кого только тронь, сразу припомнят тебе все, что было и не было!
— А может быть, еще раньше? До, так сказать, разгула?
— Да вот все думаю… Тут ведь как бывало? Вот послушайте… И Афган, и Чечня… Ну Чечня, конечно, в большей степени — они породили массу недовольных, точнее, обиженных, включая и работников спецслужб. Участие в рискованных операциях, выполнение особых заданий, то, другое — оно требовало их полной самоотдачи. Самопожертвования! А что им обещали взамен? Благодарность Родины, почет, пенсии и всякое прочее, чего они разом лишились, когда менялись и власти, и командование. За какие коврижки им теперь любить Родину, обманувшую их, поставившую на грань нищеты, выбросившую неугодных теперь своих защитников за борт нормальной жизни? Понимаешь ситуацию? — уже машинально, видно, перешел генерал на «ты». — Так на кого в конечном счете должна выплеснуться их ненависть, а? А на того, кто обещал, но своих обещаний не исполнил.
— Но сами-то замки себе успели понастроить, так, что ли? — уже с легкой иронией подначил Поремский. — А те всё по сараям ютятся…
— Да какие, на хрен, замки?! — почти взорвался Коротков. — Или мне он, что ль, нужен? В нем я и комнат-то не считал. Жена боится здесь вообще оставаться одна. Детям — плевать на батькины старания, им квартира на Кутузовском дороже.
— А много здесь комнат?
— Здесь-то? А черт его знает, я ж говорю, не считал.
— Вот и подарили бы… детскому дому, глядишь, и ваши оппоненты правильно оценили бы, как?
— А чего, мысль нехилая. Вот как в депутаты прорвусь, как ближе к выборам дело подойдет, так и предприму такой пиаровский ход. Молодец, что подсказал. — Он подумал и опустил голову. — Но надо еще, чтобы выбрали. Я вот отойду малость да снова отправлюсь туда, где нашего брата еще помнят и ценят заслуги.
— Куда, не секрет?
— А вот это — секрет. Но могу сказать, что с губернатором и его окружением мы уже сумели договориться. Вот теперь книгу гоню, чтобы поспеть к кампании.
— А сколько вам лет, Николай Алексеевич? Если это тоже не предвыборная тайна.
— Да что я, баба, что ли, чтоб свой возраст скрывать? Я еще молодой, могу пока. Шестьдесят восемь. Помнится, Леонид Ильич, светлая ему память, как-то говорил, что семь десятков — это самый что ни на есть расцвет для настоящего мужчины.
— Оно, может, и так, но вас-то что все-таки волнует? На кого грешите? Я имею в виду покушения на ваших бывших коллег.
— Было, понимаешь, у нас Оперативно-поисковое управление. А при нем в свое время создали специальную команду для особых поручений, руководил которой генерал Юрка Карасев. К сожалению, его уже нет с нами, приказал долго жить еще два года назад, в машине разбился. Толковый, скажу, был мужик, но… Как бы это? Со своим, как говорится, видением вопроса. Нелегкий характер, за что его даже и свои недолюбливали… Помнишь небось про Кедрова? Ну телевизионщика, которого застрелили в подъезде? Громкий был случай… Так вот, я много позже узнал, когда уже не у дел оказался, что вся та история имела непосредственное отношение к нему. Точнее, к его сотрудникам. А кто ими руководил на самом верху? Ответ как хрен на блюдечке! Ромка Воронов да его заместитель, он же начальник УФСБ Витька Порубов. И где они сейчас? Сечешь, Владимир Дмитрич? Вот то-то! А кто, скажут, от самого, то есть от президента, команду давал? Так Коротков же! Вот тебе и решение загадки.