Денни улыбается и, с одного удара огнива, зажигает лампу. Взбегает по лестнице, осторожно обойдя все еще барахтающегося на ней стражника, и пинком опрокидывает мешок – тот повисает горловиной вниз, и вдоль ворот, на стоящий внизу светильник, обрушивается водопад муки. Денни остается только миг, чтобы метнуться в сторону, и он почти успевает – вспышка, грохот, рука великана подхватывает его, несет и роняет на каменную стену. Внешние ворота вылетают наружу, а внутренние – внутрь, словно по ним и вправду выпалили из пушки, только очень большой, а площадка разлетается в клочья и обрушивается с неба дождем из досок и булыжников.
Снаружи, в темноте, все приходит в движение: люди барона Джона уже успели незаметно подобраться к замку, и теперь, когда ворот нет, а малочисленные защитники бездоспешны, – замок обречен.
Денни лежит на спине, заложив руки за голову, смотрит на звезды, и улыбается. «Замок не разрушать, людей не убивать». Ага, как же!
* * *
Бой за замок Ральфа Нормана больше походит на избиение – сорока человек, которым было поручено охранять сию твердыню, было бы, при нормальных условиях, более чем достаточно. Замок и вправду является неприступным сооружением… вот только сочетание отсутствия дверей и человеческого фактора в лице маленького ребенка, ухитрившегося устроить здесь совсем не маленький конец света, поставило на этой неприступности жирный крест.
Сейчас барон Джон сидит в трапезной замка, а перед ним, на коленях, стоят пять человек – уцелевшие защитники, которым хватило проворства сдаться в плен. Прочих, менее шустрых, просто втоптали в землю. Ну, и еще прислуга, которая конечно же не в счет, – в бою она не участвовала, и карать ее никто не собирается. Сначала, под управлением людей сэра Джона, она тушила пожар, а затем ее заперли в замковой кладовой, предварительно вытащив оттуда все ценное.
Ценное погрузили на подводы и сейчас увозят из замка. Разумеется, таскать награбленное – или взятое с бою, дело не в названии – с собой никто не собирается. Свезти в лес, в очередную найденную гоблинами «эльфийскую пещеру» – провал в земле, подмытый вешними водами и никуда не ведущий. Просто большая яма, которую легко завалить хворостом – и следов не найдешь.
– Ступайте к своему господину! – грохочет Джон Рэд, и эхо его голоса вольно гуляет под сводами трапезной. Хороший зал, гораздо больший, чем его собственный, и обставлен побогаче… был. До того, как здесь прошлась призовая команда. – Передайте ему, что в замке сидит новый хозяин. И не забудьте уточнить, что мои люди сделали то, что не вышло у этого ничтожества, – взяли замок с ходу. С ходу! Ха!
Пленных выволакивают из зала, освобождают от пут и пинками провожают за ворота.
– Стыд и позор, – бормочет барон. – Стыд и позор, как есть. «Мои люди взяли замок»! Как же!
Замок взял малолетний сопляк, причем рыцарь совершенно точно знает – лучшего захвата невозможно и придумать.
– Денни – тоже твой человек, – негромко говорит Акут-Аргал.
– Да…
– Главное, чтобы не загордился.
– Ну… привести сюда мальчишку. И… вина подайте, что ли. Но немного. Нам скоро уходить.
* * *
К моменту, когда появляется Денни, настроение барона Джона становится получше. Найдена сокровищница Ральфа Нормана – не вся, разумеется, похоже, этот хитрый лис не доверял даже собственным людям и хранил ценности в разных местах. Но золота у Джона Рэда прибавилось, да и долговые расписки, данные Ральфу Норману находящимися на его земле мелкими арендаторами, тоже стоят недешево. Очень недешево.
Мальчишка входит в зал, и рыцарь с ходу берет быка за рога.
– Ты, вроде, говорил, что не будешь убивать и разрушать? – грозным голосом осведомляется он, но увы, обмануть маленького нахала ему не удается.
– Я случайно! – пищит воришка, и все присутствующие дружно принимаются хохотать.
* * *
Еще через шесть часов – гонцы еще даже не успели оповестить Ральфа Нормана о неприятных новостях – последняя подвода покидает замок. Люди барона Джона уезжают на трофейных конях, везя с собой… проще перечислить, что они с собой не везут. Стены. Стены они оставили на месте, и видно, как над ними пляшут языки пламени.
* * *
Вороны обычно не летают ночью, но Чарли являлся исключением. В самом деле – почему бы ЧЕРНОМУ ворону не летать в темноте? Света половинки луны более чем достаточно для того, чтобы видеть землю. Соколов и прочих дневных опасностей нет, остаются, разве что, крупные совы – но сов Чарли чувствовал заранее. Не понятно как, но чувствовал, так что судьба обычной жертвы бесшумных ночных убийц – когда ты узнаешь о нападении лишь после того, как тебя пронзают насквозь железные когти, – ему не грозила. А вести воздушный бой совы не умели – по крайней мере, встретив в ночном небе сумасшедшую ворону, предпочитали геройской битве беспорядочное, роняя перья, отступление.
Так что ночные события Чарли наблюдает, сидя на флагштоке самой высокой замковой башни, и, тем не менее, ухитряется позорно прозевать всю подготовительную часть. Впрочем, у пернатого разведчика есть вполне уважительное оправдание – он находился под впечатлением нового знания, случайно полученного им сегодня вечером. Подсмотренного, проще говоря.
Ворон узнал о существовании такой вещи, как день рождения.
* * *
Война привлекает не только солдат. Конечно, в эпоху Роз ситуация была далеко не столь запущена, как в далеком двадцать первом столетии, когда на одного человека с винтовкой будет приходиться полсотни чиновников – и все они абсолютно необходимы! Но все же…
Одной из необходимых составляющих войны является торговля, и торговые караваны начали стягиваться к месту предстоящей битвы уже пару недель назад. Скрип телег, ржание коней, звон оружия охраны… Чарли обожал все звонкое и блестящее и с удовольствием наблюдал за суетой и неразберихой.
Этот караван вез еду – мешки с мукой и неразмолотым зерном для похлебки и репу – много репы. А вместе с купцом путешествовал его двенадцатилетний сын: обычная практика, если отец хочет, чтобы наследник с юных лет начал перенимать его опыт. Или просто – если у наследника шило в заднице и дома его лучше не оставлять.
Наследнику исполнилось тринадцать, и по этому поводу на очередном привале был устроен пир. Выкатили – всем, кроме охраны, разумеется, – средних размеров бочку вина, произнесли несколько прочувствованных речей, а затем, выпив и закусив, орали радостно, подбрасывая в воздух кто шлем, а кто – и самого наследника.
До сих пор Чарли общался в основном с отцом Уолтером и был вынужден вести жизнь, очень напоминающую двойную жизнь гуляки-монаха: разведка и молитвы. Ну хорошо, присутствие при молитвах отца Уолтера. Сказать «набожный ворон» – значит подвергнуть язык человеческий серьезному испытанию, но в целом Чарли вполне соответствовал канонам доброго христианина. А вот когда отца Уолтера не было рядом, ворон охотно пускался во все тяжкие, суя свой клюв в места, для такового матерью-природой отнюдь не предназначенные. Жить ему было весело, интересно, и если кто-то захотел бы посмотреть на абсолютно счастливого ворона, то далеко ходить за примером ему бы не пришлось.