— Ничего, когда обратно пойдем, станет много легче.
— Так ведь наверх же, — морщился Грязнов, боявшийся с детства высоты.
— Ногу будет легче ставить, — объяснил майор, но Вячеслав Иванович так ничего и не понял. Вверх, вниз, все равно неудобно и страшно…
Хождение по двум кругам, опоясывающим карьер, как было сказано, так и уложилось примерно в два с небольшим километра.
На дне ветвилась во все стороны все та же проклятая колючка, ловко цеплявшаяся за штанины. Бойцам даже пришлось прорубать себе проход. Молодец, однако, майор Захарченко, взял с собой все необходимое и даже такую возможность предусмотрел.
В общем, не без труда, но проложили дорогу к тому месту, где лежали обгорелые металлические останки микроавтобуса. Тела тоже обуглились, но опознать их все-таки было можно. Так сказал судебный медик, пришедший с группой. Надо было только по возможности аккуратно запаковать их в специально приготовленные для этой цели мешки и поднять каждый наверх, на площадку, — на руках ли, с помощью спущенного троса, как угодно, главное — не нарушить цельности. А тут столько уступов, что груз, поднимаясь, будет обязательно биться об острые края и может просто не доехать доверху. Значит, что? Спускать носилки, укладывать на них черные мешки и нести их своим ходом по тропе до микроавтобуса.
Да, не очень рационально используется техника, но иного варианта все равно не просматривалось. Правда, можно было попробовать краном поднять обломки микроавтобуса, но майор предложил просто вырезать те части корпуса, на которых были выбиты номера для их идентификации, а остальное оставить здесь.
Так и поступили. Тела упаковали. Тяжкий запах от них, после того как их потревожили, стал просто невыносим. Но бойцы терпели, надели только марлевые повязки, а затем попарно, с носилками, потянулись вверх по тропе гуськом. В последние носилки впряглись майор с Грязновым. За делом, думал про себя Вячеслав Иванович, и подъем покажется не таким тяжелым. А судмедэксперта оставили без груза, ведь ему еще предстояло работать с этим «материалом». Еще двое бойцов остались внизу, чтобы подождать, когда им спустят необходимый инструмент для резки металла, а потом они, закончив работу и отправив нужные вещи наверх, догонят остальных и помогут тем, кто устанет.
Обратная дорога всегда кажется короче, даже непонятно бывает, почему туда так долго ехали, если вернулись намного быстрее.
Несколько кусков обгорелого металла с выбитыми на них строчками цифр доставили прямо в экспертно-криминалистический отдел, а запакованные тела — в морг краевой больницы для судебно-медицинской экспертизы.
Вячеслав Иванович искренне поблагодарил майора Захарченко и его ребят за помощь и отпустил с миром, пообещав добиться им благодарности и со стороны командующего округом. Но те и так вздохнули с облегчением. Кому понравится столько времени находиться рядом с человеческими останками, издающими, как ни защищай органы дыхания, тяжкий трупный запах. Удивительно, что за столько дней — фактически чуть ли не за месяц, останки не расклевали птицы и не растащили звери.
Могло показаться странным, но весть о том, что найдены и уже доставлены в краевую больницу тела убитых для опознания, ветром облетела город. И первыми возле морга появились родственники погибших. Тут же организовалось что-то вроде несанкционированного митинга, появились непонятные люди, которые развернули заранее, видно, заготовленные лозунги-растяжки, на которых недвусмысленно звучали «революционные призывы» — «Губернатора и его клику — в отставку!», «Позор убийцам!» и прочие, где в том или ином значении упоминались «зять губернатора», «милицейский позор» и прочее. Представителей власти, естественно, не было. Впрочем, наверняка кто-то присутствовал, чтобы подробно донести о происходящем в администрацию, но эти люди себя ничем не выдавали, опасаясь попасть митингующим под горячую руку.
Вячеслава Ивановича Грязнова и Владилена Егоровича Старкова, которые вместе с несколькими оперативниками городского угрозыска находились в служебном помещении-морга на всякий случай, во избежание каких-нибудь неожиданностей со стороны лиц, не желавших, чтобы стали известны результаты вскрытия тел, встретили, когда они вышли на улицу подышать, чуть ли не овацией. Ну да, конечно, это именно им, говорили в толпе, которая постепенно росла, принадлежит заслуга в том, что погибших вообще обнаружили. Значит, кончилось вранье о каких-то похитителях-чеченцах, которые якобы никак не могли определиться с размером выкупа. Кончилось вранье власти! А раз ее наконец разоблачили таким вот, пусть и тяжким для родственников погибших, образом, значит, она должна немедленно уйти в отставку! И уже стали составлять очередную петицию на имя президента.
Грязнов попытался объяснить людям, что предстоит еще долгая и кропотливая работа по извлечению пуль, по опознанию тел, которые годны для этой цели весьма условно. Он стал уговаривать собравшихся разойтись по домам. Он попросил родных погибших подумать, вспомнить, во что были одеты их близкие, что у них могло находиться в карманах, не было ли у них каких-нибудь явных физических недостатков, не делали им какие-либо операции, по следам которых можно опознать обгоревшее тело. Его внимательно слушали и пытались тут же сообщить какие-то сведения. Словом, глухой рассказывал слепому…
Наконец шум стал стихать сам по себе. Видя, что реакции на общественное возмущение никакой не последовало, а, напротив, генерал из Москвы даже выразил всем как бы свое глубокое сочувствие, народ посторонний стал расходиться, и остались лишь родственники, которым и было важно знать, что делать дальше.
Грязнову позвонил Турецкий и веселым голосом сообщил «новость»:
— Славка, мне сейчас позвонили от губернатора. Знаешь, что он сказал? Он глубоко возмущен тем, что ответственное лицо из МВД организовал митинг протеста и верховодит на нем. Ну, колись, что ты там еще удумал?
По веселому тону Сани Грязнов понял, что это все-таки шутка, но ответил серьезно:
— Позвони этому дураку и скажи, что именно благодаря мне стихийный, но грамотно подготовленный неизвестными мне силами митинг — тут много вертелось подозрительных типов — закончился ничем. Народ разошелся. А ему неплохо бы почитать, что было написано на лозунгах. Умный человек сам подал бы в отставку, но от этого куркуля вряд ли кто дождется такого шага. Разве что мы с тобой поможем. Позвони, позвони!
— Не понял, почему ты его назвал куркулем, мне он сегодня показался очень похожим на бульдога. Есть у нас в подъезде на Фрунзенской один мужик, а у него маленький такой, их называют, кажется, французскими, бульдожка. Вид страшенный, а на самом деле сопливый добряк, который даже лаять толком не умеет. Я еще, бывает, встречаясь, говорю тому мужику: «Очень опасная собака? Запросто растерзать может?» А тот усмехается, но, чую, юмора моего не понимает. Серьезный мужик. Но к чему я? Ах, ну да, я ж и говорю, что Шестерев похож на бульдога, но злого и неуправляемого, а не на того, маленького. Ладно, бог с ним. А что у вас?
— У нас, как говорится, начать и кончить. Я здесь сидеть не намерен, но пару оперов мы с Владом все-таки оставим для прикрытия. Больно много любопытных, которые носы без спроса куда не надо суют.