— Скотина! Герман, ну объясни мне, как ты мог так со мной поступить? Я же тебе полностью доверяла, я переводила тебе все деньги, и пойми — это были не только наши деньги, но и наших партнеров. Герман, они же тебя убьют!
— Можно подумать, они тебя в живых оставят! — опять усмехнулся Герман.
Этого Анастасия не выдержала, она бросилась на сына с целью надавать ему пощечин, но Герман перехватил ее руки, крепко сжав запястья.
— Ты мне доверяла, конечно, — повторил он издевательским тоном, — но это не настоящее доверие. Ты просто была уверена во мне, как в безотказном механизме. Конечно, ведь я для тебя всю жизнь был хорошенькой игрушкой-марионеткой, и ты не сомневалась, что даже в другой стране ты дергаешь меня за веревочки.
— Какие еще веревочки! — возмутилась Анастасия. — Ты целый год транжирил деньги, врал мне, что вкладываешь их в недвижимость… Герман, ну скажи, куда ты мог потратить такую сумму? Признайся, что ты просто перевел их на какой-то тайный счет и они там в целости и сохранности.
— Нет, мама! — сказал Герман, твердо глядя Анастасии в глаза. — Ты мне слишком мало давала на карманные расходы, а в Испании жизнь очень дорогая. Тебе не понять, как я там страдал и мучился, во всем себе отказывая…
Анастасия аж задохнулась от такой наглости:
— Я тебе мало давала денег? Да ты в своем уме?!
— Да пошла ты! — Герман рывком отшвырнул от себя мать и поднялся.
Он направился к двери, но мать оказалась там раньше и снова преградила ему путь:
— Герман, ты никуда отсюда не выйдешь, пока не объяснишь, на что ты потратил такие бешеные деньги!
— Вот-вот, тебя только деньги и интересуют. Ты бы хоть раз мной поинтересовалась!
— Да как ты смеешь! Я всю жизнь живу только для тебя и все делаю только для тебя. Как ты можешь меня упрекать?!
— Милая мамочка! После того как искалечила мне жизнь, ты надеялась откупиться от меня большими деньгами? Считай, что откупилась, счет закрыт.
— Какой еще счет, мерзавец?!
— Пропусти меня. — Герман попытался оттолкнуть мать, в ответ она все же залепила ему пощечину.
— Ах так! Ну считай, что ты сама напросилась.
Герман схватил со стены сувенирную турецкую саблю и двинулся с ней на мать. Лицо его было белым от бешенства. Анастасия не на шутку испугалась, бросилась к письменному столу и начала судорожно шарить по ящикам. Она ни секунды теперь не сомневалась в серьезности планов Германа. Он собирался ее убить.
Наконец она нащупала пистолет Марголина, подаренный ей на юбилей Олегом Петровичем Красниковым, ее любовником-генералом, подельником по совместительству. Оглядываясь на приближающегося Германа, занесшего кривую саблю над головой, Анастасия дрожащими пальцами взвела курок и, выхватив пистолет из ящика, торопливо навела на сына и — выстрелила…
Стрелком она всегда была аховым, сколько ни бился с ней генерал. А в нынешнем состоянии прицелиться не могла и подавно. Пуля лишь оцарапала Тоцкого — он бросился на мать с саблей. Анастасия продолжала давить на спусковой крючок, уже не глядя, куда летят пули, но раненый Герман все же умудрился сбить ее с ног и как следует полоснуть саблей.
— Спасите! — слабым голосом просипела Анастасия, уже ни на что не надеясь.
Но спасение неожиданно пришло. В кабинет ворвался Александр Борисович Турецкий собственной персоной в сопровождении оперов.
Володя Яковлев моментально обезоружил Тоцкого и его мать. Галина тут же по телефону вызвала «неотложку», и, дождавшись машины, они отправились вместе с Тоцкими в институт Склифосовского, а затем, после освидельствования и оказания раненым первой медицинской помощи, их было велено доставить в медсанчасть Матросской Тишины. Турецкий распорядился до этого момента глаз с них не спускать — мало ли что еще удумают?..
Сам же Александр Борисович приступил к тщательному осмотру дома Анастасии. И в первую очередь его заинтересовала информация на мониторе компьютера, та самая, которая послужила причиной кровавого конфликта между сыном и матерью.
За изучением этой информации его и застал Владимир Поремский, который, не дозвонившись Турецкому, также решил навестить семейство Тоцких. Вломившись в дом с оперативниками и понятыми, он был очень удивлен и обрадован тем, что разыскиваемый им весь день старший товарищ наконец «попал к нему в руки».
Перепоручив проведение обыска прибывшим с Поремским оперативникам, они уже вместе склонились над монитором.
— Значит, говоришь, «Страда»? — Александр Борисович салютовал Поремскому рюмкой коньяку. В конце этого насыщенного дня сыщики решили наконец перекусить и заглянули в полуподвальчик с завлекающей вывеской «Гурман».
— Она самая, Борисыч, — соглашался, приподнимая рюмку в ответ, ученик и соратник. — Закупающая продукцию «Параллакса». Так что наша бойкая дама и к четырнадцати смертям прямо или косвенно свою нежную ручку приложила.
— Да, Володь. И ее сынок отмороженный. Семейка, что и говорить, примечательная. Бухгалтерию видел? А старикам нашим, пенсионерам, ветеранам, не хватает лекарств, без которых они выжить не могут. И кто знает, сколько бы еще эти «фармакологи» работали, если бы не Голобродский, вечная ему память.
— Да, — согласился Поремский. — Жаль старика. Но не зря он жизнь свою положил. Успел назвать, перечислить наших будущих клиентов, по которым тюрьма плачет.
— Эх, — вздохнул Александр Борисович, — сам знаешь, сколько усилий еще приложить придется, чтобы дело только до суда довести… работать и работать. Но это завтра, да? А сегодня отдыхаем. Заслужили…
Даниэля Всеволодовича Шарагина, заведующего Центральной Аптечной базой, со складов которой смертельные лекарства были распределены по городским аптекам, Поремский и Турецкий допрашивали уже вместе.
Сначала Шарагин все отрицал. Нет, конечно, он не отрицал факта знакомства с Пахомовым и Анастасией Тоцкой, вдохновенно поливая грязью их самих и их методы ведения дел, но Даниэль Всеволодович просто из шкуры вон лез, чтобы доказать собственную непричастность к делу.
Однако хватило всего лишь одной очной ставки с Зосей Силкиной, чтобы ушлый мастер аптечно-складских дел сломался. Уличенный Шарагин признался и во множестве махинаций с перенаправлением гуманитарной лекарственной помощи по спецаптекам, минуя социальные отделы и городские больницы. Признался Даниэль Всеволодович и в неоднократных списываниях новейших препаратов — в пользу фирмы «Параллакс». Но гвоздем его признания стало подтверждение того факта, что он собственноручно с Германом Тоцким упаковывал мышьяк и подменял им медикаменты, поставляемые фирмой «Реливер».
Признания Шарагина в совокупности с показаниями остальных фигурантов послужили достаточным основанием для того, чтобы Турецкий выписал ордер на арест всех остальных махинаторов.
Не остался в стороне от ответственности и генерал-майор Красников, который усугубил свое положение тем, что попытался оказать вооруженное сопротивление при аресте. Некоторые сложности также возникли при аресте Колодкина и Михеева.