— Тоны сердца глухие, — по-ученически доложила Алена Борисовна фельдшеру.
— При этом брадикардийка, — словно бы игнорируя Алену Борисовну, себе под нос бормотнул фельдшер. — Ох, не нравится мне это: при чем бы здесь сердечный приступ — и брадикардия? При стенокардии сердчишко, наоборот, часто колотится… Доктор, а ну нюхните: от него алкоголем не пахнет?
Алена Борисовна добросовестно нюхнула. У нее не вызвало вопросов, почему экспертизу запаха фельдшер передоверил ей: накануне он отмечал день рождения — то ли свой, то ли друга, а может, все-таки свой, но случающийся не менее четырех раз в году, — и поэтому сейчас никак не способен был отдифференцировать, принадлежит искомый запах ему или больному.
— Не пахнет.
— Значит, не алкогольная кома.
— Не похож вроде на алкоголика, — вставил свои пять копеек мед брат Денис, переключившийся на исследование левой голени.
— А поди его знай, похож или не похож. Сейчас многие бизнесмены от жизненного напряга пьют побольше, чем ярко выраженные алконавты с красными носами. Тоже приличные люди на первый взгляд… — Фельдшер ловко разлепил веки — на одном глазу и на другом. — Зрачки разные… Зуб даю, здесь мозговая кома.
— Ишемический инсульт?
— Может, ишемия, а может, кровоизлияние в мозг. Так и запишите, Алена Борисовна: мозговая кома неясного генеза… Ну что, братцы-кролики: кордиаминчику ему два куба и — потащили!
Торжественный вынос тела из подъезда заставил консьержку встать и почти что отдать пионерский салют. На фоне таких происшествий порванные чулки были мелочью, о которой не стоит думать.
— Выдающийся адвокат, — твердила консьержка, будто поверх носилок уже лежали еловые венки. — Один из лучших в России…
Медикам было глубоко наплевать: их не касались дела адвокатуры. Их больше волновал вопрос, куда везти больного, по-прежнему находившегося в состоянии комы. Связавшись сразу с несколькими ближайшими городскими больницами, они обнаружили, что место есть только в одной: самой захудалой. В таких больницах подвизаются тихие врачи, окончившие институт на троечки; здесь осторожно передвигаются, держась за стену, полутрупные старушки, которые регулярно ложатся сюда не в надежде избавиться от своих неизлечимых хворей, а ради общения с товарками… А, в общем, не все ли равно? Фельдшеру и Алене Борисовне не было никакого дела до класса больницы, куда везли адвоката, одного из лучших в стране. Они предупредили, что везут мозговую кому, и прервали связь. А вахтерше поручили сообщить номер больницы жене больного или другим родственникам, коль скоро таковые объявятся.
Уладив этот насущный вопрос, фельдшер подобрел и по пути в машине даже облагодетельствовал собратьев по ремеслу одной из своих баек:
— Тут недавно поехал мой дядька в деревню, к родственникам. Ну, там посидели хорошо, закусили, ну и все, одним словом, как полагается… На следующий день просыпается дядька хорошо после полудня и — в панику: тудыть-сюдыть твою, работу прогулял! Он сейчас две тысячи долларов в месяц зашибает, ну и шкуры с них дерут в фирме соответственно: за невыход без уважительной причины уволят как пить дать. Родственник ему деревенский: да ты не горюй, все образуется. Пойдем к нашенскому местному врачу, он тебе справку выпишет, что ты по уважительной причине прогулял. А врача у них в деревне, как на грех, нет: его ветеринар замещает. Ну, ветеринар ему и настрочил… Дядька даже не посмотрел, какой там диагноз стоит: скорей собираться и — на поезд. Короче, назавтра приходит прямиком к начальнику и отдает справку: так и так, не мог приступить к работе, болен был. Начальник берет справку, читает — и начинает его корежить.
Смех разбирает, ну погибает человек от хохота! Дает самому дядьке прочесть, а там написано: «Диагноз — ушиб левого копыта»! Дядьку не уволили, зато диагноз его вся фирма вспоминает и по сей день.
Денис хохотал не хуже начальника из истории, принимая все за чистую монету. Алена Борисовна, которая за время общения с фельдшером разучилась верить в его десяток дядек и теток (с которыми к тому же постоянно происходят какие-то невероятные случаи), то следила за состоянием больного, которому не становилось лучше, но и хуже, по-видимому, быть не могло, то созерцала из-за спины шофера клочки городских видов, проносившиеся за лобовым стеклом.
Врач приемного покоя обладал даже слишком хорошей для такого скучного лечебного учреждения хваткой. Когда-то он подавал надежды в области неврологии. Заинтересовавшись, он тщательно осмотрел лысоватую голову и обнаружил в левой теменной части кровоподтек. Тщательно прощупав это место профессионально чувствительными пальцами, нащупал вдавление… Дальше терзать больного он не стал. И без рентгенограммы причина комы как на ладони: черепно-мозговая травма.
Рентгеновский снимок Лейкину, конечно, полагалось сделать — но не здесь, не здесь! Честно признав, что этот случай им не по зубам (помимо клинической сложности, пострадавший — знаменитый адвокат, как бы чего не вышло!), врачи захудалой больницы в течение двух часов решали вопрос о госпитализации Лейкина в одну из лучших московских клиник. Первым делом предложили, согласно распространенной шутке, единственный московский институт, куда принимают без экзаменов, — одним словом, тот самый, имени Склифосовского. Или лучше везти больного в Институт нейрохирургии имени Бурденко? Поглядывая на пациента, который безмолвно лежал под капельницей и, словно в резиновой розовой шляпе, с пузырем со льдом, приложенным к голове, медики понимали, что нужно делать выбор как можно скорее — и продолжали спорить.
В этот момент в дело вмешался эффектный пожилой брюнет с обрюзгшим лицом изрядно потертого жизнью интеллектуала. Он ворвался в больницу на крыльях разлетающегося черного пальто, осветив затхлость приемного покоя неуместным здесь золотом мелкого узора королевских французских лилий на темно-синем, словно ночное весеннее небо, шарфе. Этот щеголеватый субъект был не кто иной, как приехавший в горбольницу руководитель адвокатской палаты Москвы Гарри Рудник. Игорь состоял ближайшим приятелем шефа московских адвокатов и, когда жена Лейкина Марина Воронина позвонила ему и сообщила (голосом, который выдавал, что она слегка взволнована, однако не потеряла головы), что Игоря увезли в больницу, немедленно помчался разруливать ситуацию. С нашей бесплатной медициной только и держи ухо востро!
— Сейчас все сделаем, сейчас все сделаем! — засуетились в приемном покое при виде такой важной шишки.
— Не волнуйтесь, — Гарри улыбнулся врачам так покровительственно, словно перед ним были дети или собаки, — я сам все сделаю. Должен поблагодарить вас за то, что вы не проявили излишней оперативности. Теперь я лично позабочусь о том, куда везти Игоря.
И, вытащив из кармана своего роскошного пальто подходящий для делового человека черный мобильный телефон, Рудник немедленно договорился с начальником Института нейрохирургии имени Бурденко.
Таким образом получилось, что Лейкина отвезли в эту знаменитую клинику, располагающуюся на улице Фадеева, невдалеке от Садового кольца. Там, по договоренности, его, сразу же освободив от одежды, повлекли в рентгенкабинет, а далее — на верхний этаж, в операционную, где, закатав рукава зеленой куртки, обрабатывал руки до локтя щетками светило, известнейший нейрохирург профессор Леонид Сорокин, широкогрудый, кривоногий и по-крестьянски жилистый, с отвисающими брыластыми щеками, которые сейчас скрывала марлевая повязка.