Из машины позвонил на фирму. Галочка, как верный страж, находилась на телефоне.
— Соедини-ка меня, дорогая, с Максом. Если он тоже на месте.
— Сей момент, — ответила девушка.
— Слушай меня, бродяга, — сказал Филя в ответ на чавкающее «угу»: главное компьютерное чудовище завтракало. — Пошарь по своим анналам и отыщи гимназию. Запиши адрес и номер заведения… Попробуй забраться в их бухгалтерию, что-то там не совсем чисто. То ли ученики на зарплате, то ли еще что-то. Можешь не спешить, но такую справочку я хотел бы посмотреть где-нибудь вечерком. А еще посмотри по своим справочникам некоего Кулина, Леонида Матвеевича, проживающего на Арбате, точный адрес не знаю, но домашний телефончик запиши тоже. Я тебе перезвоню минут через пятнадцать. Насыщайся, чудовище!
Макс командовал в «Глории» всеми компьютерами и был по этой части непревзойденным хакером, для которого и в самом деле не существовало недоступных целей. А еще был Макс толст, бородат, нечесан и невероятно прожорлив, вечно чем-то хрустел — то печеньем, то сухариками. И поглощал уйму кофе. А «бродягой» его звали свои по той простой причине, что он мог сутками напролет шляться в Интернете, где у него имелись и свои связи-контакты, и свои «сугубые» интересы.
Ровно через пятнадцать минут Макс выдал Филе справку на Кулина Л. М., заместителя министра энергетики. Не хило. А еще Танечка обмолвилась, что Томка в последний год прямо, что называется, на глазах превратилась в какую-то шалаву. Развязная, колючая, грубая. И тут виноват уже не переходный возраст, а нечто иное. Может, недостатки домашнего воспитания, вседозволенность. Или компания. Ну просто уличная девчонка! И ведь совсем взрослая, шестнадцать лет! А ведет себя — ну нет слов…
Филя еще, помнится, подумал, что этот вариант может оказаться не самым худшим — у них ведь что на уме, то и на языке. И опять же «уличная» — в представлении Татьяны Кирилловны — вовсе не означает на самом деле конец света. Надо же делать поправку и на менталитет классной руководительницы.
Он посмотрел на часы и подумал, что звонить девушке и приглашать ее на свидание еще рано. До начала занятий остаются считанные недели, «детишки» предпочитают «отрываться» в последний раз, чтобы потом спокойно рассесться за партами. Хотя какие парты? Кто сказал? Филя же сам видел, что за мебель завозили в эту гимназию.
Когда ночью сидели на кухне, он сказал Танечке, что, пока идет расследование, она должна молчать — для своей же пользы. И вообще, лучше, чтобы об их беседе никто не знал, пусть это будет тайной следствия. Поэтому все, что она говорит, немедленно умрет в нем, то есть абсолютно никаких ссылок. Он даже и диктофон свой, незаменимый в подобных ситуациях, с собой не взял, в машине оставил. Это чтоб она не волновалась и выказала максимум доверия. Наивная учительница конечно же оценила честный поступок сыщика Фили. Но она же, к сожалению, ничего особо ценного не открыла. А сплошные эмоции к делу не пришьешь. Значит, придется «колоть» шалаву Томку. Ее Филя почему-то выбрал первой и сразу из всех перечисленных Танечкой учеников. Почему? Может быть, по той причине, что та же Танечка сказала о некоей незримой стене, которая существует в классе между «банкирскими» — их, оказывается, и здесь так же зовут — и остальными, чьими бы детьми те ни являлись. Просто существуют как бы две группировки, не воюют, особо даже и не ссорятся, не противопоставляют себя, но и не дружат явно. И это обстоятельство очень точно выражается в том, что одна группа учеников отбыла куда-то на теплые моря, причем организованно, у них же и охрана своя, и врачи, а другая, куда входят остальные, проводит лето индивидуально. В зависимости от возможностей или желаний родителей. А бедных, между прочим, нет ни одного. Когда Танечка начала перечислять, чем занимаются папы ее учеников, Филя понял, почему она всерьез побаивается последних. Ведь «вякнут» родителям, и «училка» вылетит с таким треском, после которого ее примут разве что уборщицей районной поликлиники. И то если кто-то сердобольный за нее заступится.
Черт знает что творится, думал Филя. Уж, кажется, давно ушла в прошлое вся эта дрянь — трусливое лакейство, страх за собственный партбилет и все с ним связанное, а суть никуда не делась, слишком, видно, глубоко сидит в человеке этот ужас перед гневом начальника. Или это от безысходности? Кричи не кричи, все равно не докричишься? Наверное, так оно и есть… Тогда тем более было бы самым настоящим свинством вызывать «руководящий гнев» на голову, вероятно, очень способной, но боязливой учительницы испанского языка и — по совместительству — «классной дамы». Так не будем же и мы, сказал он сам себе, отвечать на трепетную ласку самой черной неблагодарностью…
Полный благородных мыслей, Филипп Кузьмич Агеев отправился в «Глорию», чтобы затем, прозвонившись в квартиру замминистра где-нибудь в районе десяти-одиннадцати часов, найти возможность вытащить для беседы Тамару Кулину. То, что она в Москве, подтвердила Татьяна Кирилловна, которая недавно случайно видела ее и интересовалась планами на остаток летних каникул. Та безо всякой охоты, но в обычной своей манере ответила, что какая-то сука настучала «предку» про ее похождения и теперь у нее что-то вроде домашнего ареста. Правда, «предок» пообещал, что, если она исправится, а из школы в течение первой четверти тоже не будет нареканий, он ее снимет на недельку с занятий и возьмет с собой в Штаты, куда в конце ноября полетит в командировку. Татьяна Кирилловна на это ответила, что она, как классная руководительница, готова со своей стороны дать все гарантии согласия, если Томочка постарается вычеркнуть из личного словаря всяких «сук» и прочее. Та с непонятным вызовом ухмыльнулась, небрежно махнула вот так ладошкой с чудовищно накрашенными ногтями и ушла, даже не сказав «до свидания». Ну вот что после этого говорить! Да уж, говорить-то как раз и нечего…
Пока тянулось время, Филя продумал тактику разговора. Он интуитивно выбрал самое то время, когда девица уже проснулась, но еще не знала, чем заняться. Назвался новым преподавателем спецкурса ОБЖ, то есть основы безопасности жизнедеятельности. Филя слышал, что такой предмет вроде бы проходят в школах, и пригласил Тамару как бы для консультации. Почему именно ее? А потому что большинство учеников в разъездах. А как он ее узнает? А вот уж это его профессиональная тайна, которую он ей и откроет при встрече.
Заинтригованная проникновенным голосом, ученица примчалась без опоздания. Узнать ее было нетрудно, поскольку в скверике всего и народу-то было трое пожилых людей, а яркую девицу, стремящуюся «произвести впечатление», было за версту заметно.
Филя приветливо помахал ей рукой, привстал, представился и предложил сесть рядом на скамеечку. Она села, закинув ногу на ногу. Черт подери, почти профессионально, ведь, кажется, права Татьяна Кирилловна, с такой «девочкой» надо держать ухо востро.
Несколько нудным голосом, почти лишенным интонаций, Филя стал с ходу излагать основы системы самообороны, то есть умения защититься, когда на тебя неожиданно нападают. Но если излагать текст ровно, без запинки и противным тоном, слушатель не успевает запоминать и анализировать, быстро устает от кажущегося обилия информации, ему становится скучно и он ждет хоть какого-то разнообразия. Что, собственно, и требовалось Филе, чтобы перейти к дальнейшему. Вот тут уже и пригодится заранее включенный диктофон, из которого после можно будет безо всякого ущерба выкинуть никому не нужную «лекцию».