А к избе Жеребцова решили подобраться в полной уже темноте. Но… промахнулись. Видно, еще днем засек их беглец и на всякий случай, но, понимая также, что здесь двое посторонних мужчин просто так появиться не могут, собрал свое барахлишко, встал на лыжи и дернул по задам деревни в лес, через который и вышел на другую проезжую дорогу, в стороне от главной трассы на райцентр.
Это уже утром следующего дня определили Голованов с Агеевым, пройдя сквозь лес по лыжным следам в неглубоком еще снегу. И где его теперь искать, это была уже задача посложнее.
Они позвонили в Москву, посоветовались с Турецким и Грязновым, после чего разработали свой план. Попрощавшись с бабкой, они сели в машину и уехали, но за поворотом Филя вышел из «Нивы» и с рюкзаком за плечами быстренько направился через лес, прямиком обратно к оставленной и еще не остывшей избе. В темном чулане, где можно было без опаски засветить фонарик и зажечь спиртовую горелку — для обогрева, он и устроился, приготовившись в этой засаде прождать ровно столько, сколько будет необходимо.
Исходили из того, что некуда было сейчас больше бежать Жеребцову. Тут какое-никакое жилье. А в других местах придется просто бомжевать. Уж если на него объявили облаву в милиции, то портреты — не мальчик ведь, все понимает и помнит, где служил, — наверняка развесили на каждом столбе! Значит, он, скорее всего, решит вернуться домой. Но спросит у соседей, что здесь было да к кому приезжали. Те и ответят, что искали его, но, не дождавшись, так и отправились восвояси. И еще ему могут сказать, что один мужик был здоровый, больше похожий на бандита, а второй — поменьше. Это и подскажет Ивану, что его, наверное, разыскивают люди Вахтанга. Но это для него не самое страшное. Уж как обвести вокруг пальца бандитов, этому учить его, Ивана Жеребцова, отставного майора, не надо…
Единственное, от чего страдал Филипп, — это от невозможности сварить себе чашечку кофе. Для такого дела надо было выходить во двор, а это опасно, могут днем увидеть, ночью — другой разговор. Но без кофе ему хотелось спать. А запах свежеприготовленного кофе в затхлой, старой избе немедленно выдал бы Филиппа с головой. Вот и приходилось терпеть, мысленно проклиная «дерьмового бомбиста».
Избегал Филя говорить и по телефону с Севой, который снял себе угол в Пучеже — на случай необходимости немедленно появиться в Шелепихе. Изба Жеребцовых была настолько стара и ветха, что в ней слышно было, о чем разговаривали бабки на улице.
А говорили они больше о приезжих, которые посидели да умчались, и никакой от них пользы местным людям. Другие б хоть гостинцев каких из района привезли, что ли. А эти… Потом они жалели неприкаянного Ваньку, который всего разок-то и удосужился к родителям своим покойным на могилку сбегать. И что ж за судьба у мужика такая? Взрослый давно, даже старый, а все как пацаненок какой? Ни семьи, ни добра… Все-то они знали здесь, в деревне, которая, скорее всего, и перестанет существовать как геодезическое понятие на районной карте вместе с их смертью…
Три дня сидел в засаде Филипп Кузьмич Агеев. Хотел уже плюнуть на все, позвонить Севе и отказаться от почетной роли засадного полка. Но тут посреди дня, даже ближе к вечеру, поскольку стало смеркаться понемногу, а в доме так вообще стало темно, услышал он разговор на улице.
День сегодняшний был солнечный, морозный, так что и голоса разносились далеко.
— Так они чего, так и уехали, не дождавшись? — спросил хриплый, застуженный голос.
— Дак, милай, а кого ждать-то, кады избы пустая? Посидели да отправились на энтой своей, на… вроде «козлика», на котором еще наш покойнай предсядатель ездил. Ишши тяперь!
Потом разговор стал потише. И только полчаса спустя послышались осторожные хрустящие шаги по снегу.
Дверь была незаперта, как в тот день, когда сбежал хозяин. Она медленно заскрипела, потом так же медленно закрылась. По полу избы протопали тяжелые, усталые видно, ноги… Заскрипела лавка, на которую сел человек.
Филя рывком открыл дверь чулана и выпрыгнул на середину избы с пистолетом в руке.
— Руки вверх! — успел крикнуть он и, увидев, как в его сторону тут же метнулись стволы ружья, совершил мгновенный кульбит вперед и на выходе ногами врезал снизу по стволам. Грохнули один за другим два выстрела. Завоняло пороховым, кислым дымом. Жеребцов не успел опомниться, как железные руки вырвали у него ружье, с грохотом отбросили в сторону, а сам Иван с непередаваемой болью врезался лицом в лавку. И сознание его на миг отключилось…
Когда он пришел в себя, то увидел, что сидит на той же лавке, с руками и ногами замотанными липким скотчем. Зрение восстановилось, и он разглядел перед собой незнакомца, который сидел напротив на табурете. Рядом с ним на дощатом столе лежали толстый моток скотча, трубка мобильного телефона и пистолет Макарова.
Заметив, что пленник пришел в себя, Филипп снова утер найденной где-то в избе тряпицей, уже со следами крови, лицо пленника.
— Сам виноват, Иван Михайлович, — без всякого извинения в голосе заметил Филя. — Тебе приказано было поднять руки, а не пытаться меня убить. А ты слабак. От первой же плюхи красные сопли распустил. Ну давай руки освобожу, не подтирать же за тобой… Ты зачем доктору Артемовой, притворившись телефонистом, бомбу в мусоропроводе устроил, а? Ведь погибла женщина. На тебе страшный грех.
Жеребцов молчал, только освобожденными руками взял тряпку и пытался остановить текущую из носа кровь. И еще он продолжал щуриться.
— Кто тебе приказал это сделать? Не хочешь говорить?.. Не надо. Сейчас мой коллега подкатит сюда из Пучежа, мы с тобой еще побеседуем, уже по душам, а потом упакуем в багажник и отвезем в Москву, тебя ждут не дождутся там, где ты еще два заряда ставил — у Баранова и в доме покойного Додика Грицмана. А знаешь, кто тебя ждет больше всех, чтоб поскорее повесить на тебя все эти инициативы? Не знаешь? — удивился Филя, хотя тот ни словом не обмолвился. — Так Петя же Огородников, дружок твой. Он слабее тебя оказался, обгадился на первом же допросе и все выложил… Ну ты помолчи, помолчи, подумай о своем будущем. А мне тоже торопиться некуда — до приезда моего дружка. У него в руках ты запоешь. Отдыхай пока, да и я вздремну, устал тебя ждать… Нет! Я лучше вот что сделаю! Я себе хороший кофе наконец сварю!
И Филипп споро принялся за дело.
Спиртовка теперь горела на столе. Он насыпал молотого, душистого кофе из банки в джезву, налил туда холодной воды и поставил на огонь. Стал смотреть с интересом, как медленно зарождается и поднимается пена. Наконец запах в избе стал нестерпимо приятным, и тогда Филя чуть осадил пену и вылил кофе в чашечку.
По глазам пленника он увидел, что тот нестерпимо тоже хочет кофе.
Филя подумал, держа чашку, потом спросил:
— А что я буду иметь, если отолью тебе пару глотков?
— Да скажу, чего уж теперь… Вы от кого? От Вахтанга? Я ему ничего не должен!
— Нет, мы сами по себе, и ты это скоро узнаешь… Ну ладно уж, так и быть.
На полке у старой печки Филя нашел более-менее чистый стакан и честно отлил туда ровно половину чашки. Протянул Ивану. Тот, схватив горячий стакан обеими руками, стал греть ладони. Потом долго нюхал. И, наконец, слегка отхлебнул.