Однако при этом следует учитывать еще один чрезвычайно важный фактор. Брать преступников надо стремительно, не принимая никаких возражений со стороны, которые наверняка возникнут. Ведь почему они действуют так свободно и бесстрашно? Да потому, что в первую очередь чувствуют «высокую» поддержку. И тут та же роль полковника Огородникова определенно не сводится только к действиям на подхвате, о чем он без устали повторяет. Именно на своевременное давление начальника отдела по борьбе с организованной преступностью и рассчитывают эти мерзавцы. Он их «крыша». А вынужденная или нет — это уже совсем другой разговор. И вряд ли полковник Огородников — последнее звено в этой цепи, тянущейся наверх. Есть кто-то и над ним, иначе он и сам не действовал бы столь нагло и откровенно.
А во-вторых, захват преступников надо форсировать еще и по той причине, что немедленно со всех сторон раздадутся крики: не своим делом занимаетесь! Вам президент, генпрокурор и министр внутренних дел совсем не то поручали, чем вы сейчас занимаетесь! Оставьте самодеятельность и ищите убийцу! А ваша собственная версия не выдерживает никакой критики! И ведь свяжут по рукам и ногам, вот в чем беда…
Значит?.. Серьезный вопрос.
Следовательно, они все еще раз убедились, что операции должны пройти не только стремительно, но и тихо. Чтоб никто не знал. Особенно когда придется брать наркобаронов. А что без этого не обойтись, было уже понятно. Так же как и без неведомых пока еще «гиппократов», которые могут поставлять заказчикам убийц. Только и в этом случае потребуются неопровержимые доказательства и свидетельства очевидцев.
Очередное короткое совещание определило новые важнейшие ориентиры.
Владимир Поремский, как и прежде, продолжал заниматься окружением Баранова. Доктор, еще в самом начале знакомства с ним, перечислил десятка два фамилий своих потенциальных недоброжелателей. И Владимир, не пропуская ни одного, успел встретиться почти с каждым из них. Толку от разговоров было совсем мало, но он убедился лишь в одном: в этом наркологическом врачебном «содружестве» идет постоянная внутренняя грызня и царит черная зависть. Одного только не мог добиться Поремский от своих собеседников — высказывания о том, что хотя бы один из них мог пожелать своему оппоненту смерти. Нет, до такого не доходило. Чем больше Владимир беседовал с врачами, тем четче осознавал, что его поиски возможного заказчика здесь тщетны.
Но ведь заказ-то был, вот в чем дело… Причем такой, о котором сам Баранов несомненно знал, что и подтвердило отчасти следственное мероприятие, проведенное Александром Борисовичем. Словом, никак не сходилось. Но он с настойчивостью, требующей лучшего применения, продолжал активно заниматься своим неблагодарным трудом.
Турецкий его понимал, но… оба они знали, что все версии должны быть отработаны до конца.
С Жеребцовым решили поступить иначе.
Видя, что все имеющиеся у следствия факты говорят против него, Иван Михайлович, прекрасно понимавший, чем могут грозить ему уже совершенные преступления, сказал, что готов сотрудничать со следствием. И в доказательство сказанного пообещал немедленно, как только возникнет нужда, лично обезвредить установленную им в квартире Грицман бомбу, причем без всякой опасности для жизни и здоровья окружающих.
Это был серьезный вопрос. Если бы он, например, решил покончить жизнь самоубийством и тем самым как бы уйти от публичного наказания, лучше способа, чем ошибка минера, и не придумаешь. А ведь он был необходим следствию, как, в сущности, единственный свидетель по обвинению Баранова в совершении им преднамеренного убийства врача Артемовой, на чей пост он, оказывается, претендовал. Так, во всяком случае, объяснил свои действия Жеребцов.
Он вообще был откровенен. Допрашивая его, ни Турецкий, ни Грязнов никакого «зверства» не демонстрировали. Все, что было необходимо, Жеребцов уже прошел со своими сопровождающими, доставившими его в Москву, в Северное Бутово, — он и сам уже был предупрежден, с кем придется говорить, а потому «стесняться» не стоит. Вот он и не стеснялся, понимая, что терять больше нечего.
Подробно рассказал, как в свое время он познакомился с двумя санитарами из частной клиники — Борей Дранниковым и Никитой Крысиным, как иногда встречался с ними, выпивал, баб пользовал, которых «гиппократы» любили привозить к нему на квартиру, а потом оставляли, за что подбрасывали деньжат в трудные минуты. А их у бывшего минера всегда хватало. Рассказал, как однажды те свели его с Додиком — большим любителем кайфа, а уж Додик в свою очередь познакомил его с доктором Барановым, когда у того возникла острая нужда в ловком исполнителе.
Этот Додик был мужик, в общем, ничего, но большой растяпа. А жена его, сев однажды Ване на «шишку», больше не могла отказать себе в удовольствии и совсем измучила его своими жалобами на физическую несостоятельность мужа. Дошло до того, что Ваня «порекомендовал» ее другому своему знакомому — полковнику Огородникову, большому любителю этого дела. А однажды они заявились в гости вдвоем и такое доставили ей удовольствие — не описать словами! Хотел было уже и «гиппократам» ее передать, но те могли просто замучить свою жертву, а потом продать ее знакомым сутенерам, как иногда поступали с опостылевшими женщинами прежде. После чего те пропадали.
Последний аргумент, видимо, был нужен Жеребцову для того, чтобы доказать свое нежелание убивать Еву Грицман, когда ставил в ее квартире бомбу. Они и с полковником договорились, что женщина не пострадает, а заряд рассчитан на тех, кто охраняет Еву и наблюдает за ее недоброжелателями. Вот пусть они и нарвутся на взрыв. А женщину, да еще такую страстную, за что же ее на тот свет отправлять? Пусть живет себе, другим в утеху!.. Он собирался снова навестить ее, уже в качестве вдовы, но полковник сказал, что на нее глаз положили Вахтанг с его братвой, а с этими не поспоришь, пришлось уступить…
Чрезвычайно «приятно» было слушать эту исповедь Грязнову с Турецким, особенно Александру Борисовичу. Но он слушал со всем присущим ему вниманием, хотя и хмурился и прятал глаза при этом — от правды, видно, никуда не уйдешь.
Жеребцов назвал и частную клинику «Гиппократ», и адрес ее в Орехово-Борисове, куда немедленно отправился Валентин Арнольдович Кучкин вместе с Головановым и Демидовым — последние исключительно для моральной поддержки.
А Иван Михайлович тем временем продолжал свою исповедь. Вот теперь наконец речь зашла о докторе Баранове.
Это он через Додика сделал предложение Жеребцову устранить одну женщину. До него, то есть до Баранова, доходили слухи, что в вопросах, касавшихся неугодных женщин, всегда можно положиться именно на «гиппократов». Но когда Додик, который тоже был отчасти в курсе дела, сообщил, какие способы «устранения» применяют дружки-санитары из частной клиники, Баранову такой вариант не понравился. Да и слишком пожилой уже была, по его мнению, мадам Артемова, чтобы на старости лет вдруг заняться вынужденной проституцией в каком-нибудь закрытом заведении для извращенцев. Нет, ее требовалось убрать попроще, но наверняка. Тогда оставался только один вариант — киллер.
Но и тут незадача: киллеры иногда попадаются— и тогда немедленно на свет всплывает заказчик, а этого Баранову не хотелось. Вспомнив про своего приятеля Ваньку-бомбиста, Додик предложил иной вариант, на котором они и остановились. Оставалось только спланировать и исполнить покушение, что и было сделано. Он женщину не видел, просто рассчитал взрыв точно по минутам.